Во многих своих сочинениях Лагарп указывал французам на выгоды для них от падения бернской олигархии, дававшей прибежище эмигрантам-роялистам, которые неустанно плели заговоры против революционной Франции. Эту мысль он особенно развил после переворота 18 фрюктидора (4 сентября 1797 года), в результате которого из Директории были убраны два якобы близких к эмигрантам члена (Лазар Карно и Франсуа Бартелеми), которые противились революционной экспансии Франции и поддерживали сохранение
Следует оговориться, что, прозванный еще в Петербурге «якобинцем», Лагарп на самом деле не являлся идейным сторонником революционного насилия, но в каком-то смысле стал «революционером по неволе»[214]
. Как и большинство местного либерального дворянства и членов городских советов, он боялся общественных беспорядков («анархии»), ожидая, что созыв представительных органов как раз и позволит избежать этих потрясений. На эту позицию умеренного либерала-реформиста наложилась затем сильнейшая и даже носившая персональный характер (в силу прежних его связей, раскрытых в предыдущих главах) вражда к правлению бернского патрициата, в изображении которого в своих произведениях он никогда не щадил полемических и сатирических красок. Что, тем не менее, не мешало Лагарпу лелеять надежду принудить Берн к политическим реформам, используя для этого, если необходимо, французскую угрозу.Такой случай представился вскоре, когда бернское правительство прислало в Париж двух собственных членов, чтобы получше разведать дальнейшие намерения Франции в отношении Швейцарии и Берна в особенности. Лагарп сразу же откликнулся на это в парижской прессе, и в том числе в официальном журнале Директории
Девятнадцатого ноября он опубликовал «записку из Пасси» под заголовком «Интересы Французской республики, рассматриваемые в отношении гельветических олигархий и установления независимой республики во французской Швейцарии», которая торпедировала бернскую дипломатию во Франции. В тот же самый день в статье в «Друге законов», озаглавленной «Дела земли Во», бывший царский наставник утверждал: «Французская республика может вмешаться в дела этой земли в качестве гаранта ее конституции и как представитель бывшего Савойского герцогства, и в конце концов ради собственной безопасности, поскольку нынешние господа земли Во позволяют себе столь враждебный образ действий, что это разрешает выставить им суровый счет за их поступки».
Слова Лагарпа получили широкий резонанс. Парижские газеты, в которых он печатался, имели широкое распространение в самой Швейцарии, восполняя неведомую там свободу прессы (а тем более политической прессы, влияющей на государственные дела). «“Друг законов” идет нарасхват», – писал Лагарпу базельский советник Петер Окс, давая понять таким образом, что его кампания в пользу политических реформ Бернской республики не проходит незамеченной в других швейцарских землях[216]
. Меньше чем через три недели, вследствие двух новых статей Лагарпа (вторая из которых поздравляла бернскую делегацию, что та убралась из Парижа домой, даже не увидевшись с французским правительством) Берн запретил распространение «Друга законов» на своей территории. Мера обосновывалась прямым указанием на деятельность Лагарпа, поскольку, как заявило правительство, в этой газете человек, «объявивший себя врагом своей родины», рассуждает о политике Бернского государства «оскорбительным и клеветническим образом»[217]. Но одной такой меры оказалось недостаточно, чтобы помешать Лагарпу далее воздействовать на общественное мнение, становясь далеко не последним фактором, вовлекавшим землю Во в революционные события, которые затем охватят и всю Швейцарию.Ровно в те же недели, когда Лагарп вел свою родину к революции, он вдруг с великой радостью узнал: его ученик в России хочет пойти тем же путем! Послание от Александра, отправленное 27 сентября / 8 октября 1797 года из Гатчины, для Лагарпа стало самым важным во всей их переписке – до такой степени, что, как позже писал швейцарец, его страницы «достойны отлиты быть в золоте»[218]
.