Характерно, что в этой «войне символов» обе стороны опирались на миф о Вильгельме Телле. В сознании крестьян Телль отстаивал понятные им общинные институты самоуправления в противовес обезличенному государственному насилию. Но и Гельветическая республика с первых же своих дней выбрала именно Телля главным символом (изображенным на ее государственной печати и официальных обращениях к народу), поскольку для нее он олицетворял успешную борьбу и победу над тиранией! В частности, и Лагарп осенью 1798 года использовал имена Телля и Винкельрида, память о клятве на лугу Рютли в попытках сплотить «национальное сознание». К этому он добавлял еще и образ Альп – тем самым естестенным образом вплавляя в официальную риторику идеи «гельветизма», на которых сам был воспитан: «Величественный дворец, где родилась наша свобода, есть творение одной лишь природы. Альпы суть столпы, на коих он покоится; крышей ему служит бескрайний купол небес. В этом-то краю, в окружении предметов величавых и воспоминаний, дорогих нашим сердцам, до́лжно нам закалить наши души. Поклянемся быть достойными наших предков, ведь близок, возможно, тот час, когда придется нам последовать их примеру»[247]
.Лагарп приветствовал переезд верховных органов Гельветической республики в начале октября 1798 года в Люцерн, поближе к самому сердцу «альпийского мифа», полагая, что этому городу, наконец-то, по праву выпала честь стать «швейцарской столицей», где одни только окружающие памятники будут вдохновлять на успешную работу. Действительно, здесь развернулась интенсивная реформаторская деятельность, во время которой Лагарп вновь председательствовал в Директории с момента открытия ее заседаний в Люцерне 4 октября и до 21 ноября. Эти реформы носили двоякий характер. С одной стороны, требовалось завершить демонтаж «Старого режима» и оставленных им в наследство проблем: ликвидировать остатки феодальной ренты, разрушить внутренние торговые и экономические барьеры (в частности, запретить цеха), покончить с влиянием церкви на образование и взиманием церковной десятины и т. д. С другой стороны, на освободившееся место необходимо было водрузить государственные институты эпохи «модерна»: новую налоговую, денежную, судебную, школьную систему. Из этой огромной стройки лишь часть успели довести до конца, но все-таки сделано было немало.
Так, 17 октября была принята новая структура прямых и косвенных государственных налогов, включавшая обложение домов, земельных участков, капиталов, налоги на роскошь (например, содержание охотничьих собак или кареты), спиртные напитки и т. д. При этом (как в 1801 году Лагарп указывал в своей записке, подготовленной для Александра I) председатель Директории предвидел, что данная система в полной мере заработает еще не скоро, а потому предложил немедленное взимание в казну экстраординарного налога, и так «собраны были средства, которые несколькими неделями позже получить было бы уже невозможно»[248]
.Новый закон об общинных гражданских правах был принят 13 февраля 1799 года. Его главной целью была трансформация прежней консервативной деревенской общины в объединение граждан по месту жительства, которое каждый мог выбирать свободно. Впервые в истории Швейцарии вводилось универсальное, а не привязанное к конкретной общине и кантону право гражданства, которым субъект мог пользоваться как угодно в пределах всей страны, а также гарантировались его политические права после приобретения земельной собственности. При этом священникам было запрещено возглавлять общины (чтобы не повторились события в Центральной Швейцарии) и вообще «принадлежать к каким-либо политическим структурам»[249]
. Последняя мера служила одним из шагов Гельветической республики по секуляризации общественной жизни (вплоть до запрета традиционных паломничеств к швейцарским святыням – Лагарп потом с гордостью рассказывал об этом Александру I). В рамках той же политики были разорваны отношения с папой Римским, а все имущество церквей и монастырей подлежало секвестру и переходило под государственное управление.Четвертого мая 1799 года был введен в действие единый Уголовный кодекс Гельветической республики (по французскому образцу 1791 года), который выстроил градацию преступлений, ограничил произвол судей и смягчил наказания (причем пытки отменили еще 12 мая 1798 года).
Но особенно близко к сердцу Лагарп принимал реформу образования, полностью разделяя воззрения ответственного за эту область министра Филиппа Альберта Штапфера[250]
. Согласно декрету от 24 июля 1798 года народное просвещение объявлялось исключительной прерогативой государства, а надзор за ним в каждом кантоне осуществлял специальный образовательный совет из восьми членов. Основной проект Штапфера о создании единой и обязательной для всех учащихся школьной программы с широким кругом предметов не встретил восторга среди депутатов, однако правительство успело развернуть создание начальных школ в общинах, где их еще не было, и обязало всех детей посещать их в течение зимних месяцев[251].