Лагарп. Швейцарец, воспитавший царя

После того как Массена открыто заявил, что не может более обеспечивать безопасность правительства Гельветической республики в Люцерне, в июне 1799 года оно было эвакуировано в Берн – хотя «воинственный» Лагарп и протестовал, предлагая отправиться в горы и там обороняться. Переезд скорее напоминал поспешное бегство, и это утвердило в умах многих политиков простую мысль: Франция только и способна на то, чтобы изымать ресурсы и настраивать население против Гельветической республики, а в критический момент защитить ее не может.

Лагарп не только открыто выражал эту мысль, но и стремился к тому, чтобы в новых условиях отделить политику Гельветической республики от французской, то есть сделать ее подлинно национальной. В первую очередь ему потребовался «козел отпущения», и в этой роли выступил его недавний соратник по революции Петер Окс. Лагарп рассорился с ним еще в конце 1798 года по вопросу о наборе 18 тысяч рекрутов во вспомогательные части французской армии: Лагарп хотел обставить это рядом условий, которые бы позволили смягчить реакцию населения, а Окс обвинил его перед французами в несоблюдении договора. Главным обвинением Лагарпа против Окса служило то, что последний «хочет править исключительно за счет французского влияния». К лету 1799 года позиции Окса ослабли еще и потому, что его главный покровитель Рёбелль утратил членство во французской Директории, а вскоре политические противники обвинили бывшего директора и близких к нему персон в финансовых хищениях и даже в нарушении «права наций» (вводе войск в Швейцарию и Египет без объявления войны).

В такой ситуации Лагарп немедленно перехватил инициативу и 24 июня чрезвычайным голосованием был избиран председателем гельветической Директории (вместо Окса). На другой день Лагарп выступил на заседании с речью, где обвинил Окса в предательстве в пользу Франции (а точнее, ее «недостойных агентов»), причем утверждал: 1) что тот «из злости» за то, что его не выбрали в первый состав Директории, поощрял Рапина и Шауэнбурга третировать народ Швейцарии; 2) что именно Окс ответственен за включение в договор с Францией наступательного союза (жертвой чего сейчас стала Гельветическая республика); 3) что он доносил на товарищей как на врагов Франции за то, что те проявляли сочувствие к своему народу и пытались его защищать. Лагарп потребовал, чтобы Окс или добровольно подал в отставку, или был отдан под суд (тот, конечно же, предпочел первое)[256].

Устранение Окса – сильного политика и идейного сторонника революции, к которому вряд ли можно в полной мере отнести предъявленные обвинения – тем не менее было необходимо Лагарпу для реализации собственной программы «спасения Отечества». К ней относилось обретение подлинной независимости от Франции, наполнение бюджета за счет распродажи национальных имуществ, а на вырученные деньги – создание собственной регулярной армии, для чего сперва образовывалась гвардия в 500 офицеров «для охраны верховных властей» (то есть в первую очередь Директории), которые бы ежемесячно сменялись, чтобы у себя на местах обучать новых бойцов. Через год Лагарп надеялся таким способом поставить под ружье 50 тысяч человек, «способных защищать землю Гельвеции и ее независимость». Пока же «надобно было спасать деревни, заморенные армейским постоем, утирать слезы несчастных, поддерживать с гражданскими и военными агентами французской Директории и с нею самой нелегкие сношения, каковые нищета, преграды и бесконечные горести нимало не облегчали»[257].

В своих публичных обращениях от имени Директории Лагарп выдвигал чрезвычайные меры, которые «были суровыми, быть может, жестокими, но достойными наших предков, <…> они вполне соответствовали республике, подвергнутой тысячам смертельных угроз, от которых можно спастись только мерами в высшей степени энергичными». Лагарп предлагал «торжественно объявить, что вся Швейцария – это большой военный лагерь, и каждый житель призван защищать его как солдат», что общины несут ответственность за собственность и за семьи всех, кто ушел на защиту родины, что республика берет на себя попечение о раненых и детях, оставшихся сиротами, и, наконец, что части дезертиров, пойманные вне поля боя, подлежат децимации «согласно обычаям древних швейцарцев и римлян», а выжившие будут поставлены на передовую линию, чтобы искупить свое бесчестие[258].