Делегированный затем на Консульту кантонами Берн, Цюрих и Цуг, Лагарп стал единственным из бывших представителей власти Гельветической республики, который отклонил это приглашение (впрочем, родной для Лагарпа кантон Во отказал ему в избрании; «я оказал им слишком большие услуги», – с горькой иронией писал он в мемуарах[323]
). Лагарпу в собственных глазах казалось унизительным заседать в Париже, чтобы получить из рук Наполеона новую швейцарскую конституцию: он счел себя «слишком гордым, слишком независимым чтобы участвовать в сборище, созванном при столь пагубных предзнаменованиях»[324]. К тому же он все еще полагал себя связанным прежними функциями в качестве члена Директории, которые, как он объяснял публично, с него до сих пор не сняты по закону, путем народного волеизъявления. Эти мотивы отказа раздражили французское правительство, которое, по словам Лагарпа, «усмотрело в них элементы оппозиции» и установило полицейскую слежку за парижским жилищем Лагарпа, где тот принимал швейцарских делегатов.Итоги работы парижской Консульты разочаровали унитариев. Новая швейцарская конституция –
Таким образом, Лагарп вовсе не ошибался в оценках, когда писал, что его страна будет обречена на положение «скромного спутника большой кометы», то есть Франции. Царский наставник изобличал режим, установленный Посредническим актом, в его «реставрационном» характере, то есть в том, что он в отдельных чертах возвращался к учреждениям и отношениям в Швейцарии «старого режима». Избранный в апреле 1803 года в Большой совет Во, Лагарп отказался участвовать в новых органах власти своего кантона[326]
. Он даже не собирался постоянно жить в Швейцарии, хотя теперь и мог проводить там по несколько недель наездами, по разным поводам.Отчетливо отчуждая себя от того порядка, что установился у него на родине с февраля 1803 года, Лагарп в то же время не переставал интересоваться швейцарскими делами, которым посвящал много времени. В частности, он упорно пытался убедить Александра I не признавать Посреднический акт. Его письменное сообщение с царем становилось все более рискованным, и это притом что недавнее возвращение Лагарпа из Петербурга автоматически усиливало недоверие и подозрения на его счет. Письма к царю отправлялись им не по обычной почте, но через торговые дома «под видом коммерческой переписки», или с оказией, то есть через путешественников, которым он мог полностью доверять.
Однако надежда Лагарпа на то, что Александр I выскажет неодобрение Посредническому акту и, вообще, будет открыто вмешиваться в швейцарские дела, была тщетной – для этого еще не сложились те условия, которые возникнут десять лет спустя, накануне и в период Венского конгресса. Тем не менее Наполеон помнил о заинтересованности российского императора, и возможно именно это удерживало его от полного поглощения швейцарского государства, каковая участь постигла Цизальпинскую и Батавскую республики (в 1805 году преобразованные в королевства во главе с родственниками Наполеона), а также другие небольшие итальянские республики, присоединенные в конечном счете к Французской империи. В рамках Наполеоновской Европы одна лишь Швейцария смогла сохранить республиканское устройство.