Лагерь

— О боже, чем тебе Леша насолил? Он бывает грубым, но это его натура. Ты же не будешь кричать на дикобраза за иголки. Начнешь дразнить — он поранит. Мягче надо быть. Добрее.

— Добрее к предателям — никогда, — хмыкнула Жанна. — Это дело принципа. Либо я его, либо он меня.

— Не понимаю, к чему показуха?

Жанна нахмурилась и недовольно произнесла:

— Хватит сердечничать. Заруби себе на носу, ни со мной он не будет. Ни с тобой. Поняла?

— Я-то здесь при чем, — пробурчала Настя. Чувство стыда запекло щеки. — Хочешь делиться премудростями — выпусти книгу. Уроки житейской философии от Ширяевой Жанны. Я куплю и прочту. Не уверена, что понравится, но твой автограф сможет компенсировать расходы.

— Зря, вот издамся, увидишь — на цитаты растащат, — укорила Жанна и огляделась: — Ой, где мы?

Раньше они шагали по широкой тропе, огороженной забором из хвойных. Сейчас у дорожки примостились диковинные кустики с неизвестными ягодами. Тропинка появилась из ниоткуда и вела в редеющий лесок, явно созданный человеком: где ели, где сосны, где березы да осины, дубы, клены, рябины и орешники. Небо над головой становилось все чище и светлее: будто невидимая рука стирала черные тучи, еще недавно угрожающе висевшие на небе. В редких деревьях запутались лучи, а узенькая тропинка сама собой растворилась под ногами, и, в конце концов, слилась с ярко-зеленой травой.

— Деревня какая-то, — Настя с любопытством уставилась на открывшийся пейзаж: обзор немного закрывали невысокие деревянные ворота, на которых красовалась надпись, явно выведенная детской рукой «Зеленая поляна». Но за воротами и тянущимся вдаль забором с неровными и острыми зубцами, проглядывали небольшие однотипные домики, и в каждом из них кипела своя жизнь: плакал ребенок, лаяла собака, кричали друг другу неразборчивые фразы женщины и горлопанили мужчины. В каждом доме топили печь, и казалось, что от деревни веет одним жаром, смешанным с запахом горохового супа и самогонки. Этот запах одурманивающе действовал на подруг, и Насте пришлось проморгаться и даже пару раз ущипнуть себя, чтобы выйти из забвения.

Жанна в полном недоумении смотрела на чужую жизнь.

— Деревня… Не думала, что она так близко. Пойдем, расспросим про хижину? Спорю на новое платье, Леша всё выдумал.

Настя приставила палец к губам и завертелась, пытаясь рассмотреть округу. Казалось, будто в паре километров вовсе нету никакого лагеря с бизнес-корпусами, стремительно взмывающими ввысь, огромными спортивными площадками, круглосуточным доступом к интернету и комнатами, больше напоминающими номера приличных гостиниц. Лагерю подходило описание бизнес-городка. Шум не умолкал даже в ночное время, а яркие прожекторы часто светили прямо в окна, лишая сна и покоя. Зеркальные исполины не радовали, нет, раздражали модным глянцем и престижем и вынуждали взять булыжник да запустить его со всей силой в проклятое зеркало.

Здесь настроение круто изменилось. В сердце вселилась огромная, всепоглощающая радость, граничащая с эйфорией, а с души будто камень упал. Настя широко улыбнулась и посмотрела на Жанну. Легкий ветерок трепал ее темные, чуть курчавые волосы. Жанна тянула шею и становилась на цыпочки, чтобы рассмотреть побольше.

— Там корова ходит, — обалдело сказала подруга.

— Большая? — весело спросила Настя.

Жанна кивнула. По ту сторону деревни корова, словно заслышав, что про нее ведется разговор, трубно замычала. Ей вторили другие коровы, и получился складный хор «Муууу-муууу-мууууу». Это было здорово. Коровы всё вели свою беседу, кто его знает, что они там обсуждали, а их хозяйка-крестьянка залихватски подначивала коров:

— Зап-е-е-ели! И р-р-раз!

— Мууууу, — низко голосили коровы. Песня прокатывалась над деревней, долетала до домика со старомодными срубами, и тот сотрясался от хохота. Хохот доносился отовсюду: из двери, подпертой крючкастым суком, из дымоходной трубы, плюющей седыми барашками, из старобытных окон, выстроганных у подножия сруба. Пфф — и взрыв хохота вылетел наружу седым столпом дыма и растворился среди лохматых елок. Пфф — второй взрыв, но из трубы нехотя выкатилась серая кудряшка дыма. Изба вновь покачнулась, но не из-за смеха. На крыльцо гурьбой высыпали мужчины в смешных панталонах, вправленных в кургузые сапоги. Все, и молодежь и старики, носили бороды и смолили цигарки. Так они топтались на крыльце, шумно прощаясь, а потом покачиваясь побрели кто куда. Один мужик с соломенной бородой плутал меж домов, забредал в чужие сени и жалобно голосил. Везде, куда бы ни привели заплетающиеся ноги, его ждали растрепанная метелка и толстая одышливая баба.

— У-у-у, допилися!

Мужик прикрывал руками голову и в полуприсядь волочил ноги к соседнему дому. Но и там его гнали. Не выдержав побоев метлами, мужик добрел до чьего-то дома вдали и, завернув за стенку, пропал.

— Как думаешь, попал он наконец-то домой? — смеясь, спросила Настя. Но Жанна не разделила ее восторга.