Лагерь

Матвей без лишних вопросов поднял Жанну и откровенно ответил:

— Это из-за тебя, Настя. — На могучих плечах висели Жанна и черный непроницаемый пакет, на верхушке которого лежало что-то красное. — Не поделили девушку, в общем.

Настя залилась багрянцем. По приезду в лагерь чувство первой, трепетной любви накрыло с головой. Что делать, куда бежать, у кого спросить совета? Настя мучилась от тягостного одиночества, уплывала в фантазии, порою до того неприличные, что прочти их, не приведи Господь, объект любовных страданий — ей пришлось бы с позором бежать из лагеря. Чувство таинства и сладкой муки сжимало сердце, и оно заходилось в стыдливом предвкушении уединения с Лешей и в страхе быть рассекреченной, пойманной, уличенной в неравнодушии. По вечерам Настя долго засиживалась в ванной и изливала мучительные откровения в тетрадь, истерзанную признаниями. Слова сливались в строчки, строчки в стихи, стихи наспех перечеркивались, будто Настя творила нечто аморальное. Ей казалось, что кто-то невидимый смотрит со стороны и укоризненно шепчет:

— Бессовестная! О подруге подумай!

Тетрадь моментально закрывалась и пряталась под майку. Однако носить жар влюбленности в раскаленной груди было сильнее морали, нравственности, чести. Сильнее возможностей шестнадцатилетней девушки, никогда не любившей прежде. Настя раскрывала тетрадь и читала первое попавшееся стихотворение.

«Когда-нибудь мы будем вместе,

Когда-нибудь я вдруг проснусь,

И мы с тобою наконец-то

Забудем всю печаль и грусть».

— Ужасно, — предательски нашептывал внутренний голос. — Выбрось, сожги, растопчи пепел!

— Ужасно, — соглашалась Настя с внутренним голосом.

Не так давно Настя, убедившись, что все мирно посапывают в кроватях, потрусила на «вожатский» этаж. Шастать по ночам в этом отделении корпуса — смерти подобно. Но опутанный чарами любви разум оказался сильнее инстинкта самосохранения. Настя влетела в комнату к Яне Борисовне и сходу выпалила:

— Мне так нужен ваш совет!

От воспоминаний бросило в жар и холод одновременно. На счастье, Матвей остановился у мшистого края дороги и подсунул Жанне какую-то баночку с раствором цвета ультрамарин.

— Орбит! Заряжает мятной свежестью!

— Фу!!! — очнувшись, завопила Жанна и отмахнулась от «полоскашки». — Мерзость какая, убери гадость сейчас же!

— Олеся думает так же, — печально заметил Матвей. — Как тебя угораздило свалиться?

— Не помню я, — сварливо сказала Жанна. — Отстань и убери эту синюю отраву, наконец!

А во время ужина, когда столики практически опустели, и ребята ушли готовиться к предстоящей дискотеке, Жанна испуганно спросила:

— Что произошло? Как я очутилась в лесу с тобой и Давыдовым?

Настя закашлялась от изумления и чуть не выронила столовую вилку.

— Деревня, бабка…Неужели не помнишь?

— Деревня? — скривилась Жанна, и все сразу стало на свои места: не помнит. Ничегошеньки. — Мы поссорились с Лешей, чтоб ему кисло стало, из-за придуманной хижины. Потом — хлоп! — я в лесу, надо мной Давыдов с дихлофосом.

В воображении судорожно встрепенулись ресницы, заклеенные гноем, и подмигнул по-свойски глаз, заклейменный белесым пятном. Ледяные змеи ужаса и отвращения проползли по позвоночнику. Неужели я схожу с ума?

***

— Она была здесь, я точно помню! — гневно сказала Настя и нетерпеливо изучила монотонный пейзаж, преследовавший предполагаемый путь к паранормальной деревне. Почему так? Сто раз увидишь инопланетян, а в сто первый приведешь друзей полюбоваться зрелищем — а пришельцы улетели на свою далекую планету за сто миллиардов световых лет. Хотя, с инопланетянами, Настя, знамо дело, переборщила. Здравый смысл и понимание происходящего немного ослабли после вчерашнего, но не улетучились. На смену их потерянной части пришла дерзкая пытливость. Упрямая злость. Ноги ныли от двухчасового блуждания по лесу, да и ребята подгоняли издевательскими шуточками: «Ты что, пьяная была?» или «Ну, под мухоморами еще не то привидится!».

От отчаяния Настя рванула вперед, и сама не заметила, как очутилась на широкой тропе, окруженной реденьким леском. Ребята неразборчиво кричали позади, и среди потока воскликов Настя вычленила два имени «Матвей» и «Олеся». Матвей и Олеся отказались идти. Они часто оставались вместе вопреки тому, что Олеся именовала Матвея ошибкой цивилизации. Некоторые не умеют выражать любовь по-другому. Наверное, это неправильно, но откуда бы Насте знать.