Лагерь

Затем Джоан начинает рассказывать о более трансфлюидных людях. Об актерах в дрэг-кабаре в тридцатых, сороковых и позже, об исполнителях женских ролей, которые предпочитали, чтобы их идентифицировали как женщин, о мужчинах, надевавших платья, когда им того хотелось, и о женщинах, носивших брюки.

– Мы играли с гендером и полом во все времена. Но идея того, что выход за установленные обществом пределы гендера порочен, укоренилась, лишь когда женщины начали пытаться обрести равные права с мужчинами.

После лекции я иду к домику, держась с Хадсоном за руки.

– Когда ты в конце лета увидишься с моими родителями, – говорит он, и меня охватывает дрожь: я останусь его бойфрендом до конца лета, он хочет, чтобы я познакомился с его родителями! – не упоминай об этой лекции, ладно?

– Ладно. – Я стараюсь говорить спокойно. – А почему?

– Просто… они, в общем-то, ничего. И не думаю, что у них могут возникнуть какие-то проблемы с восприятием трансгендеров. Но что касается стирания различий между полами… Им это может не понравиться. Когда папа очень сердится на меня, он говорит, что я не должен стыдиться себя «как мужчины». Не думаю, что они знают, что такое небинарность.

– Ну, исполнитель главной роли в мюзикле в этом году небинарен… так что им придется познакомиться с этим явлением.

– Правда? – На лице Хадсона появляется обеспокоенное выражение, а затем он решает: – О’кей, я объясню им это в письме. А может, мы просто не пойдем на спектакль.

Я останавливаюсь, и он не замечает этого, пока ему не приходится тянуть меня за руку. Он оборачивается, озадаченный.

– В чем дело?

– Вы не можете пропустить мюзикл, – возражаю я. – В нем играют наши друзья. Для них много значит твое присутствие.

– Ага, но мои родители…

– Мы справимся с этим. Это важно. – Теперь я тяну его за руку.

– Они действительно твои друзья?

Я в замешательстве склоняю голову набок:

– Нет, они наши друзья. Брэд, кажется… встречается с Джорджем? По крайней мере, они целуются. Мы с ними каждый день обедаем.

– Ну, ага, но… ты ближе к ним.

– И что?

– Послушай, речь идет только о моих родителях, малыш. Не хочу, чтобы они думали, что послали меня в лагерь, где я могу стать… другим. – На его шею садится комар, и он прихлопывает его. При этом он слегка наклоняет голову, и это, как ни странно, выглядит сексуально.

– Ты приезжал сюда не один год, так что они ничего такого не подумают. Хватит отговорок, вы должны пойти на спектакль.

Он улыбается:

– О’кей, я не могу сказать тебе «нет». – Я чувствую, как по моему телу разливается тепло, и иду дальше. – Я попробую объяснить им все в письме, чтобы у них было время подготовиться.

– Подготовиться?

– Ну, сам понимаешь, пожилые люди.

– Конечно. – Мы подходим к моему домику и заходим за него, чтобы немного поцеловаться.

– На этой неделе нам с тобой нужно будет пойти в театральный домик. Чтобы ты смог увидеть, чем наши друзья занимаются целыми днями. Чтобы ты почувствовал, что они наши друзья. О’кей?

Он пожимает плечами:

– Ну, если ты того хочешь.

– Хочу.

– Тогда конечно. – Он легонько целует меня в губы. – До завтра? – Я киваю и тоже целую его. Он, взяв меня за ягодицы, притягивает к себе. Наши тела соприкасаются, и я дрожу от возбуждения.

– Эй, подожди. – Я вспоминаю сегодняшнее утро, когда мне еще не сказали, что я буду капитаном. – Ты вроде хотел о чем-то поговорить со мной? Кажется, ты упомянул полосу препятствий?

– О. – Он тоже что-то такое припоминает. Честно говоря, меня немного обижает, что он не думал об этом весь день. – Значит, ага… Я подумал, что если ты хочешь уединиться со мной, мы могли бы после отбоя выбраться из домиков… но теперь я даже не знаю. Я не хочу неприятностей.

Это никогда не останавливало его прежде.

– Понятно.

– То есть… я хотел бы побыть с тобой наедине, малыш. – Его рука проскальзывает под мою рубашку. – Но, может, мы сделаем это на выходных?

– Ага. – Наклоняюсь, чтобы снова поцеловать его, а его палец тем временем вычерчивает полумесяц под моим соском. – На ближайших выходных – это хорошо.

– Ты будешь готов? То есть, я хочу сказать…

– Да, я понимаю, что ты имеешь в виду. – Честно говоря, теперь я действительно готов. Он открылся мне, практически признался, что влюблен в меня, а еще он говорит про конец лета. План работает. И, кроме всего прочего, я хочу этого. Если бы он попросил меня раздеться прямо сейчас, я бы, наверное, разделся, но, согласно моему плану, должно пройти две недели до этого момента, а теперь подготовка к цветовым войнам съедает мое время, так что все будет идеально. В воскресенье, после того, как Синие одержат победу.

Он улыбается, его язык оказывается в щелке между зубами – эту особенность я заметил только этим летом и уже одержим ею. Думаю, такая улыбка означает, что он счастлив и заведен. Во всяком случае, она заводит меня.

– Клево, – произносит он, будто я только что не дал ему понять, что хочу, чтобы он, обнаженный, приник ко мне.

– Клево, – отзываюсь я.

– Ну, спокойной ночи.

– Спокойной ночи.