Лагерь

– В этом году у нас будут команды Синих и Красных. Я думаю, ты замечательно справишься с ролью капитана команды Синих. Соревнования начнутся в пятницу. Тебе понадобится некоторое время на то, чтобы все спланировать – этим можно будет заниматься до ужина. Твоя задача будет заключаться в том, чтобы организовать игру, решить, какие домики в каких состязаниях примут участие, и стать чирлидером для каждого игрока. Нужно будет воодушевить их. Показать, на что способен квир. Ты не против?

– Я… – Я капитан в цветовых войнах. Мое тело перезагружается, и меня начинают наполнять эмоции. Гордость, и шок, и осознание того, что я, в каком-то смысле, стану Хадсоном. Я смогу стать для ребят тем же, кем он был для меня, оставив в стороне сексуальную составляющую, разумеется. Я смогу помочь другим ребятам-квирам понять, что они способны на все. Что они могут стать лучшими версиями самих себя, по крайней мере здесь, в лагере, а затем вернуться во внешний мир и раскрыть свой потенциал и там. Это как раз то, что хотел от нас Хадсон.

Я чувствую, как во мне взрываются одни звезды и образуются новые.

– Вы действительно хотите этого от меня?

Конни кивает.

– Вы оказываете мне большую честь. Спасибо вам огромное. И не только за это. – Я прижимаю руки к груди. – Но и за все, чему вы научили меня. Это помогло мне стать таким, какой я есть. И, конечно, мне нужно поблагодарить Хадсона, и родителей, и моих друзей – Джорджа и Эшли, и даже Марка, доставившего мне немало тяжелых минут, но всегда вдохновлявшего меня. Я чувствую…

– О’кей, – безучастно перебивает меня Конни. – Это тебе не «Тони» получить. Так ты хочешь быть капитаном?

– Да!

– Прекрасно. Я встречусь с тобой и с другими капитанами команды после бассейна в четвертом домике, это на холме. – Я киваю. Четвертый домик – один из пустующих домиков, и в каждой команде по четыре капитана. – Постарайся, чтобы никто тебя не видел. И никому не говори. Это должно стать сюрпризом.

Я киваю и жду, что она еще скажет.

– Вот так. Увидимся. Приступай к следующему своему занятию.

– Ладно, – опять киваю я. – Еще раз, спасибо вам. Для меня так много значит, что вы…

– Дал. Иди.

Киваю и ухожу. Сердце у меня такое легкое, что способно выпорхнуть из груди, как бабочка. И я готов присоединиться к нему. Может, это лето посвящено не только Хадсону. Может, что-то перепало и Далу. Людям, которых Дал способен вдохновить. Дал – лидер. Дал – тот, на кого можно равняться. Стелла Адлер, но только по отношению к спорту. Рэнди никогда не был таким. И осознание того, что я могу быть похожим на Хадсона, просто восхитительно. Что я могу стоять на платформе и вдохновлять взирающих на меня людей. Они почувствуют, что могут сделать все – благодаря тому, что я скажу им. Держу пари, это пригодится мне и в театре. Это поднимет мой авторитет. Я смогу претендовать на серьезные роли – «Смерть коммивояжера», в главной роли Рэнди Капплехофф! «Гленгарри Глен Росс»! Такого я еще не играл, хотя и предполагаю, что когда-нибудь получу роль в «Кто боится Вирджинии Вулф».

Я едва обращаю внимание на занятие в бассейне, а когда за обедом Хадсон спрашивает, что хотела от меня Конни, докладываю ему, что она просто сказала, что я стал лучше справляться с полосой препятствий, и это, должно быть, вполне объясняет мой рассеянный взгляд, потому что никаких вопросов он больше не задает. Я хихикаю дольше, чем требуется, над шутками, которые вовсе не кажутся мне смешными. Легкость в теле сохраняется у меня весь день – в домике ИР, где мы раскрашиваем камни, по ходу игры в тач-футбол и во время «свободного плавания», когда мне хочется подхватывать всех подряд и кружить. Я чувствую себя таким счастливым.

После бассейна я говорю Хадсону, что не могу пообщаться с ним, потому что мне нужно написать письмо родителям, и он не возражает – говорит, у него тоже есть кое-какие дела. Мы взбираемся на холм. И я прощаюсь с ним у своего домика, а затем, когда никто на меня не смотрит, иду к четвертому домику, распахиваю дверь и вхожу.

На холме есть несколько пустующих домиков – в лагере всего сто или около того отдыхающих, а в каждом домике размещается по двенадцать человек, так что двадцать домиков нам в данное время без надобности – но никогда прежде я в таком домике не бывал. Кроватей здесь нет. Конни притащила пластиковый раскладной стол и пять раскладных стульев и поставила их посреди домика, и я вижу оставшиеся в пыли на полу следы от них.

– Вот и второй, – говорит она, восседая во главе стола. Рядом с ней сидит парень на год старше меня, но его имени я не помню. У него грязные черные волосы и козлиная бородка, на нем драная майка, которая ему очень велика, и бриджи. – Дал, ты знаешь Джимми?

– Конечно, я видел тебя в лагере.

– Ага, чувак, – говорит Джимми, протягивая мне руку. – Джимми Мендоза. А ты Дал, верно?

– Ага. – Я сажусь напротив него.