Лагерь

Из бассейна мы уходим рано и идем ко мне в домик, где целуемся, сидя на койке, а заслышав голоса снаружи, быстро отстраняемся друг от друга, и я натягиваю на себя рубашку как раз в тот момент, когда входят Монтгомери и Джордан. Монтгомери останавливается в дверях, и, подбоченившись, смотрит на нас.

– Ради меня не стоит останавливаться. Мне нравится наблюдать.

Джордан фыркают от смеха и направляются к своей кровати, не глядя на меня.

– Мне пора. – Хадсон нервно смотрит на Монтгомери, быстро целует меня в щеку и идет к двери. Монтгомери не трогается с места, так что Хадсон протискивается мимо него. Монтгомери смотрит ему вслед.

– Зачем ты пугаешь его? – возмущаюсь я.

– А мне нравится смотреть, как он улепетывает, – улыбается Монтгомери.

– Правда?

– Да хватит тебе. – Монтгомери округляет глаза и направляется к своему шкафчику. – Ты же вроде не был лишен чувства юмора.

– Не был?

– Ну, может, оно у тебя и осталось, но ты слишком занят тем, что заталкиваешь язык в глотку Хадсона, и потому ничего смешного больше не говоришь.

– Это несправедливо.

– Знаю, я опять веду себя как та еще сука, – Монтгомери вытирает голову полотенцем, стоя у своей кровати, – но это справедливо.

– Что ты хочешь сказать? Я не думал, что ты действительно злишься на меня.

– Я же сказал, что ни в чем пока не уверен. А ты снова проводишь с ним весь день. Такое впечатление, что есть мы, театральные ребята, и есть они… – Монтгомери, взяв шампунь и кондиционер, взмахивает рукой, – атлеты или кто там еще. И ты стал одним из них.

– Да ладно. Все мы – квиры. Мы же не действующие лица «Вестсайдской истории». – Я поворачиваюсь к Джордан: – Это же ромком, верно? И я играю роль в этой комедии.

Джордан пожимают плечами:

– Конечно! Но мы же говорили, что никому не хочется быть второстепенным персонажем… и, как сказал Монтгомери, после того как мы дали тебе понять это… ты вернулся к нему. И мы снова необязательны в твоей жизни.

Я вздыхаю. Я никогда не был так близок с ними, как с Джорджем и Эшли, но всегда считал их своими друзьями.

– Мне очень жаль. Но я действительно счастлив. А вы не можете радоваться за меня?

– Конечно… хорошо… как бы то ни было… – Монтгомери идет в ванную комнату. – Мне жаль, что я наговорил тебе всякой чепухи, и потому просто расслабься. – Он не смотрит на меня, произнося это, и минуту спустя я слышу, что он включил душ.

– Я по-прежнему ваш друг, – обращаюсь я к Джордан.

– Знаем. Наверное, он просто завидует тебе, ведь у него никого нет.

– Ага. А вы?

– Ну, мы рады за тебя. Хотя нам немного грустно.

– Мы пообщаемся сегодня вечером.

– Клево. – Джордан идут в ванную комнату со сменой белья.

Может, я слишком уж много времени провожу с Хадсоном. Но это часть моего плана. И потому я должен усиленно работать над нашими с ним отношениями. Они все понимают. Просто им не хватает меня.

Я нарочно сажусь с ними за обедом (Хадсон сидит по другую сторону от меня) и расспрашиваю об их ролях – Джордан утомились, бегая по стенам, зато им очень нравятся костюмы, Монтгомери же «рожден для этого». Думаю, в конце концов мне удается исправить положение дел.

Вечер посвящен общелагерному сражению на водяных пистолетах. Мы все надеваем белые рубашки, нам раздают водяные пистолеты и воздушные шарики, и мы получаем доступ к подкрашенной чем-то синим воде. Если твоя рубашка оказывается в пятнах, ты становишься привидением и можешь слоняться по лагерю и кричать на всех, но больше не имеешь права стрелять. Мы с Хадсоном продвигаемся довольно далеко, прежде чем привидение-Эшли не выскакивает буквально ниоткуда, а Паз не подстреливает нас обоих. Но мы мстим ей тем, что, став привидениями, предупреждаем ее врагов о ее приближении.

Мы стоим с другой стороны домика, когда Хадсон целует меня на ночь, так что нас могут видеть лишь те, кто специально заглянет туда. Мы целуемся, прислонившись к стене домика, и мои руки, пройдясь по его рубашке, притягивают его к себе. Я хочу поглотить его, слиться с ним и непрестанно чувствовать жар его тела, обхватывающего мое, его бедра, тесно прижатые к моим бедрам. Мы останавливаемся, лишь услышав доносящийся из домика голос Марка:

– Осталось десять минут до отбоя.

– Третий звонок, – говорю я.

– Какой звонок?

– Значит, мне пора идти. – Он действительно не знает, что такое «третий звонок»? Это сугубо театральное понятие? Не может такого быть.

– Ах да, – хмурится он. – Я не хотел этого понимать.

– Прости, – целую я его еще раз и направляюсь к двери. – Спокойной ночи.

– Спокойной ночи. – Я смотрю в окно на то, как он идет к своему домику. Теперь можно вздохнуть с облегчением. Слава богу, никто ничего не заметил.

– Дал, дорогой, не можешь ли ты минутку побыть Рэнди и помочь мне показать Паз, как правильно открывать веер? – просит сидящий на своей кровати Джордж.

– Кристал заставляет меня неоднократно делать это для «Испанской розы», – объясняет Паз. – Но она говорит, что у меня получается недостаточно сексуально.

Она берет веер, отчаянно при этом жестикулируя, и тот открывается где-то наполовину. На одной его стороне американский флаг, на другой – радужный.