Лагерь

Я сажусь рядом с ней и тянусь к вееру Джорджа. Он вручает его мне и немедленно достает из-под подушки еще один.

– Перво-наперво, лапонька, нужно пониже опустить руки, вот так, – показываю я ей. – И не пытайся махать веером всей рукой. Нужно просто дать ему раскрыться с одной стороны. – Открываю веер, подношу его к лицу и соблазнительно машу им, хлопая ресницами. – Теперь ты попробуй.

Она делает еще одну попытку, и веер раскрывается целиком, но без щелчка, с каким должен раскрываться хороший театральный веер.

– Уже лучше! – хвалит ее Джордж. – Не надо волноваться, дорогая. У меня сначала тоже выходило так себе. – Он раскрывает свой веер, таращит глаза и обмахивает себя. – Но Рэнди меня научил.

– Ты по-прежнему слишком машешь рукой. А нужно работать лишь кистью, – наставляю ее я. – Можно я возьму тебя за руку?

– Конечно.

Я крепко держу руку Паз, чтобы она не двигала ею.

– А теперь еще раз – одной лишь кистью.

Она хочет пошевелить рукой, но у нее это не получается. Веер же едва открывается. Я закрываю его. Она повторяет попытку, сосредоточившись на этот раз на кисти, и веер раскрывается со стуком.

– ДА! – восклицает Джордж. – А теперь обмахивайся им и при этом говори что-нибудь выразительное.

Я отпускаю руку Паз, и она, широко распахнув глаза, обмахивается веером.

– Надеюсь, завтра на ужин будет пицца! – произносит она таким зычным голосом, что Джордан нервно изрекают:

– Давай, сообщи о своем желании вселенной.

– Исполнение на пять с плюсом, – возвещает Джордж. – Но над содержанием нужно поработать.

– Я не сильна в импровизациях, – защищается Паз. – И понимаю, что выступила неудачно.

– Однако с веером ты справилась хорошо. Давай еще раз.

Она снова открывает веер, на этот раз еще быстрее, и провозглашает:

– Я – твоя мать.

– Лучше, – кивает Джордж.

– А… вы репетируете, – догадываются Джордан, лежащие на своей койке. – Так бы сразу и сказали.

– Думаю, ты научилась пользоваться веером, – заключаю я.

– Я тоже так считаю. Спасибо, Рэнди. Дал. Прости.

– Я отзываюсь и на то, и на другое имя, – подмигиваю ей я. – Но мне нужно почистить зубы, – добавляю я, заметив, что Марк смотрит на меня, постукивая по своим часам. Я смеюсь, беру зубную щетку и отправляюсь готовиться ко сну. И умудряюсь сесть на кровать как раз в тот момент, когда Марк выключает свет. У меня был прекрасный день. Засыпая той ночью, я чувствую лишь небольшую вину перед Хадсоном – ведь он рассказал мне правду о себе, а я не последовал его примеру.

* * *

На следующий день мы возвращаемся к обычному расписанию и к приключениям на свежем воздухе, и Конни учит нас преодолевать яму для арахисового масла. После нескольких безуспешных попыток мне удается перелететь через нее. В результате я достигаю некоторого прогресса в этом деле. Мне почти всегда удается ухватиться за веревку. Иногда я хватаю ее слишком низко, но повторяю попытки еще и еще, твердя себе, что однажды это может пригодиться – существует множество спектаклей, где нужно качаться на веревке: «Питер Пэн», некоторые версии «Кандида». Конечно, в спектаклях веревка всегда наготове, но прыгать тоже нужно.

Когда мы заканчиваем, Хадсон подходит ко мне, обнимает одной рукой за талию и целует в щеку, хотя я весь потный.

– Знаешь, малыш, я подумал вот о чем, – тихо говорит он. – Может, сегодня вечером после отбоя мы с тобой вернемся сюда…

– И?

– Дал, – подходит ко мне Конни, и Хадсон немедленно замолкает. – Я хочу быстро переговорить с тобой. – Она обращается к Хадсону: – Наедине. Уверена, вы увидитесь сразу после этого.

– Пока. – Хадсон снова целует меня в щеку и идет к бассейну.

Я нервно смотрю на Конни. Почему это она хочет поговорить со мной?

– Со мной что-то не так?

Она усмехается:

– Нет. Пошли куда-нибудь, где никого нет.

Я иду вслед за ней от полосы препятствий в лес. Когда звуки лагеря затихают, она останавливается и поворачивается ко мне.

– Ты просто потрясаешь меня этим летом, Дал.

– О. Спасибо. – Что происходит?

– Я не собираюсь говорить, что понимаю цель твоего преображения или какие у тебя намерения. До меня доходят разные слухи, но твоя жизнь – это твоя жизнь, и твой выбор – это твой выбор. Но благодаря этому выбору я впервые за четыре года провожу с тобой достаточно много времени и должна сказать тебе, что ты – лидер.

– О. Спасибо, – повторяю я. Мне по-прежнему непонятно, к чему этот разговор.

– Ты включился в работу по преодолению полосы препятствий. И ты объясняешь другим, как что надо делать, если они этого не понимают. Ты подбадриваешь ребят, помогаешь им, ты позитивен. – Она делает паузу, и я жду, что она вот-вот скажет: «Но ты не можешь никого обмануть, так что возвращайся в театр». Но вместо этого она произносит: – Я думаю, ты станешь прекрасным капитаном в цветовых войнах.

– Что? – Может быть так, что ты абсолютно ничего не чувствуешь? Такое бывает? Все твои нервные окончания не работают, пока ты перевариваешь новую для тебя информацию? И со мной происходит именно это.