– Ну, я рад, что ты не стал меняться. Знаю, ты хотел. Но хорошо, что ты не сделал этого. Надеюсь, мы сможем поговорить.
Я молчу. Расправляю веревки, а затем протаскиваю их через палатку, что непросто, но Хадсон принимается за них с другой стороны, и мы быстро справляемся с этим делом.
– Значит, не хочешь разговаривать? – похоже, злится Хадсон. – Все эти твои выходки, вся эта ложь, а теперь делаешь вид, что ничего такого не было?
– Ты тоже лгал,
Он кивает, а затем начинает ставить палатку.
– Я думал об этом. Действительно, много думал. Но ты знал, что я лгу. И, должно быть, смеялся надо мной.
Я не отвечаю ему. Дождь становится сильней. Хадсон вгоняет колышки глубже со своей стороны, я делаю то же самое с помощью камня – с другой.
– Разве не так?
– Не так. Я не считал это смешным.
– Твои друзья смеялись.
Хадсон расстегивает молнию на палатке и бросает в нее свой рюкзак, я бросаю свой, а затем мы оба пытаемся одновременно залезть в нее, сталкиваясь плечами. Я отступаю в сторону и даю ему возможность забраться в палатку первым. Что он и делает.
Это совсем не плохая палатка. В ней гораздо больше места, чем нужно двоим. Здесь есть сетчатые вставки для вентиляции, и Хадсон застегивает их наполовину, чтобы в палатку не проникал дождь. Я разворачиваю свой спальный мешок, проверяя, сухой ли он. Он сухой. Хорошо, что в этом году я взял новый прикольный спальник, а не мягкий розовый, как обычно.
Вздыхаю и ложусь на него. Теперь дождь так громко стучит по крыше палатки, что никакие другие внешние звуки сюда не доносятся.
– Так тебе было смешно? – Хадсон разворачивает свой мешок на другой стороне палатки.
– Нет, – мотаю я головой. – Это казалось мне милым. – Опять вздыхаю и ложусь на бок спиной к нему. – Вот почему я не хотел жить с тобой в одной палатке. Не хочу с тобой ссориться. Я все понял. Я был неправ, лгал и все такое прочее, я обманул тебя. Я ужасный человек. Я чокнутый. Я все понял. Ты злишься. Прекрасно. Давай лучше помолчим.
– Мы не сможем все время молчать, – возражает он таким тоном, которого я не ожидал снова услышать и который немедленно заставляет мои нервные окончания встрепенуться.
Поворачиваюсь к нему лицом и сажусь. Он улыбается игриво.
– О. Так вот оно что. Собираешься вознаградить меня за успешный маскарад кувырканьем в спальных мешках? Или хочешь таким образом попросить прощения?
Он выглядит смущенным.
– Нет, послушай, Дал – прости, Рэнди. Это вышло у меня случайно.
– Давай просто помолчим, – повторяю я. Снова ложусь и отворачиваюсь от него.
– Эй, все вы! – доносится до нас сквозь пелену дождя крик Конни. – Нам нужна помощь в разжигании костра, будем рады, если кто захочет выбраться из палаток под навес.
Жду и смотрю, а пойдет ли он. Если пойдет, я останусь. Если останется, я пойду. Он не двигается, но потом мы одновременно поднимаемся.
– Ты хочешь помочь разжечь костер? – удивляется Хадсон. Я щурю глаза. Мы ходили с ним в одни и те же походы, занимались одним и тем же под руководством Конни, но теперь, когда он знает, что я – театральный ребенок, то я для него всего лишь боящаяся дикой природы принцесса. И не поймите меня неправильно, я могу быть замечательной принцессой – я отлично выгляжу в тиаре, – но я умею делать все, что умеет делать он, и при этом оставаться принцессой.
– А ты что, думаешь, я не знаю, как это делается?
– Нет, – быстро отвечает Хадсон. – Пойдем поможем.
Я выхожу за ним под дождь, который с каждой минутой усиливается. Скоро мир вокруг станет невидимым.
Мы пробираемся по, к счастью, лишь немного пачкающей земле туда, где между деревьями натянут ярко-желтый брезент. Он большой, но все же недостаточный для того, чтобы укрыть от дождя всех, кто соберется около огня. Почва здесь песчаная, усеянная камнями, а брезент, похоже, натянули быстро, и он не успел промокнуть. Карл находится в середине сухого пятачка – выкладывает камни вокруг небольшой ямы. Рядом с ним – сухая и сохнущая древесина. Остальные стоят и смотрят на него, но кажется, большинство ребят предпочли остаться в палатках.
– Нам нужно еще камней! – кричит Карл. И я бегу под дождь, прочь от Хадсона, чтобы найти эти самые камни. Моя одежда быстро промокает, ботинки становятся холодными и расхлябанными. Земля здесь – сплошная грязь, и, должен признать, я недостаточно осмотрителен. Из-за дождя все перед глазами расплывается, и я чувствую, что земля пытается засосать мои ботинки, и, шагая вперед, стараюсь поднимать ноги как можно выше… а затем с таким же усилием опускаю их. Может, я делаю так потому, что это помогает, если ты злишься. А я злюсь. Злюсь на Хадсона за его слова, злюсь на себя за мой идиотский план, злюсь на погоду за дождь, на весь мир, потому что нам приходится жить в одной палатке, и опять на Хадсона за его странный легкий флирт. К чему это было?