Лагерь

– Я немного жульничаю, – говорит Марк, поднимая нас с постелей. Песню It’s in His Kiss иногда называют «Песенкой шуп-шуп», она появилась на свет в 1963 году, тогда ее исполняла Мерри Клэйтон… но это кавер 1990 года. Это Шер! Как я могу не поставить вам Шер? Не ждите извинений. Должен сказать, что тот факт, что Джоан не позволила мне показать «Русалок» во время киноночи – форменное безобразие. – Он кивает, словно высказался по этому вопросу, и включает магнитофон.

Музыка начинает играть, когда мы вылезаем из кроватей, и под нее невозможно не танцевать. Или петь в расческу или щетку для волос. Или скоординированно подтанцовывать, что мы с Джорджем и начинаем немедленно делать, закидывая головы и шевеля губами синхронно с пением бэк-вокалистов. Монтгомери берет на себя «пение» за Шер и делает это до тех пор, пока Марк не выходит из своей комнаты и не приходит ему на смену. Скоро весь домик танцует общий танец, и так хорошо танцевать, и подпевать «шуп-шуп», и быть самим собой, не беспокоясь о том, а не войдет ли в домик Хадсон и не застанет ли он меня за этим занятием. Джордж берет наши веера, и когда одна песня сменяется другой (опять Шер, определенно не шестидесятые, и мы даем Марку передохнуть), мы соблазнительно танцуем и дефилируем по домику.

Марк идет принять душ, и когда он возвращается, мы все еще продолжаем танцевать.

– Давайте, одевайтесь! Не заставляйте меня выключать Шер! – Мы дружно бросаемся одеваться и чистить зубы, и Марк смеется. – И не забудьте упаковать все необходимое для похода на каноэ. Мы отправляемся в него завтра.

Поход на каноэ. Правильно. О.

О нет.

Я останавливаюсь и широко распахнутыми глазами смотрю на Джорджа. Джордж, весь погрузившийся в песню, одной рукой машет веером, а с помощью другой чистит зубы, все еще танцуя.

– Поменяешься со мной палатками? – спрашиваю его я.

Он поворачивается ко мне, его глаза тоже становятся огромными.

– Ох… – Зубная паста капает из его рта на пол. – Шорт.

Я согласно киваю.

– Так поменяешься?

Он отрицательно качает головой и выплевывает пасту.

– Прости, дорогой, но Брэд так ждал этого похода. У нас с ним еще не было возможности… – Джордж шевелит пальцами. – Составить дуэт. И взять высокую кульминационную ноту. – Он склоняет голову набок: – Хотя у него бас, значит, нота не окажется слишком уж высокой. Но она будет громкой и длительной, так что я рассчитываю на тебя.

– О’кей. Но я не могу жить в одной палатке с Хадсоном.

– Прости, дорогой, я сочувствую тебе всем сердцем, но ты определенно переживешь две ночи рядом с этим парнем. Ты можешь в упор его не видеть.

– Пожалуйста, – умоляю я.

Он смотрит на меня печальными глазами.

– Тебе действительно так нужно это? Если я соглашусь, у Брэда будет разбито сердце.

– Я…

– Я поговорю с Брэдом, – обещает он, но вид у него самый что ни на есть несчастный. И я чувствую себя ужасно. Нужно было вспомнить о походе раньше. А вдруг это то, о чем Хадсон хотел поговорить со мной вечером, а я повел себя так, будто ожидал от него чего-то существенного и эмоционального, и разговаривать отказался. Получается, что я и в самом деле драматизировал происходящее.

– Ох, – винится Марк. – А я забыл объявить вам об этом вчера вечером. – Я снова просовываю голову в спальню и вижу, что он кладет на каждую постель пакеты с фотографиями. – Подводная съемка в бассейне. Отпечатанные снимки. В Интернет я их тоже выложил, можете скачать.

Словно на сегодня еще не хватит плохих напоминаний. Марк бросает пакет с фотографиями на мою койку, и Эшли быстро хватает его и перекладывает к себе.

Она видит, что я наблюдаю за ней, и качает головой.

– Сейчас тебе это не нужно.

Я киваю. Она – хороший друг.

* * *

Хадсон не пытается заговорить со мной за завтраком, так что, может, он что и придумал с палатками, и Джорджу не надо будет меняться со мной. Может, Хадсон сам нашел, с кем поменяться, и я окажусь в одной палатке с Сэм или с кем-то еще, и я не буду иметь ничего против того, чтобы жить рядом с этим человеком. Пусть даже я не знаю его. Это было бы замечательно.

Может, Хадсон сжег наши фотографии, сделанные в бассейне.

Я стараюсь не думать обо всем этом, когда иду в театральный домик. Гоню также прочь соображения о том, а куда же Эшли могла спрятать фотографии, – зачем они мне? Вижу мысленным взором, как роняю на них слезы в постели, и все же хочу, чтобы они у меня были. Качаю головой. Конечно, я мог бы спросить Марка, а не может ли он устроить так, чтобы кто-нибудь поменялся со мной, но это будет глупо и по-детски, и он закатит глаза и скажет, что я должен справиться с возникшей ситуацией. И будет прав. Не надо даже было ни о чем просить Джорджа. Я смогу пройти через это. Я не хочу никаких фотографий. Обойдусь без них.