Лагерь и литература. Свидетельства о ГУЛАГе

– Что вы здесь делаете? – спросил нас командир. – Это наш храм, и здесь мы молимся богу, – ответили мы. – Да, да, молитвенный дом, – усмехнулся командир. – Где вы прячете радиопередатчик? (ШК 465)

Всю (религиозную) деревню арестовывают, поселенцев в конце концов бросают в тюрьму. Никифор продолжает устами Штайнера:

Следствие длилось два месяца. Нас обвиняли в связи с американской разведкой и в подготовке свержения советской власти. Среди нас лишь двое умели немного читать и писать, остальные были неграмотны <…> На суде мы заявили, что уже двадцать лет не видели иностранцев. Судья, однако, заметил, что большинство созналось в том, что деревню регулярно навещал американский шпионский курьер и приносил доллары. В доказательство этого утверждения он предъявил нам протоколы, где стояли наши три крестика. Всех нас приговорили к двадцати пяти годам лагерей. Детей у нас отняли (ШК 466–467).

Подобного рода истории явно очень интересовали Штайнера, стремившегося внести в свой «составленный по памяти протокол» отраженные в них разные судьбы и жизненные условия при помощи как бы инсценируемой им устной речи. Благодаря контакту с одной политически «взрывоопасной» заключенной – сестрой ненавидимого в лагере комиссара по делам заключенных, главы НКВД Генриха Ягоды (расстрелянного в 1938 году), Штайнер узнает подробности, не задокументированные, быть может, более нигде. Они приводятся в главе «Я познакомился с сестрой Генриха Ягоды» (ШК 126–128). Сестра доверительно сообщает ему (желая, вероятно, несколько обелить брата, причастного к преступлениям в ГУЛАГе), будто Ягода впал в немилость потому, что отказался ужесточать репрессии против населения, как того требовал Сталин:

Мой брат должен был умереть. Он не мог более совершать все те злодеяния, которые от него требовал Сталин. Он и так много сделал такого, что приходило в столкновение с его совестью. Он жил в постоянной душевной борьбе. Его душевный кризис с каждым днем все обострялся. А в тот день, когда Сталин убил свою собственную жену, Аллилуеву, началась драматическая борьба. Сталин приказал моему брату найти надежного врача, который мог бы написать заключение, что его жена совершила самоубийство. Мой брат пригласил известного специалиста по болезням сердца Левина и объяснил ему ситуацию и требование Сталина. Левин ужаснулся. На это мой брат сказал ему, что он не покинет здание НКВД, пока не сделает того, что от него требуется. Левин решительно отказался. Через нескольких дней в советских газетах появилось сообщение о том, что врач Левин арестован за страшные преступления: он сознательно ставил неверные диагнозы, намеренно неправильно лечил руководящих партийных работников, приближая тем самым их смерть, соблазнял малолетних девочек и т. д. Левина допрашивали и мучили денно и нощно несколько недель. Арестовали его семью. Наконец Левин сдался и подписал заключение, в котором значилось, что жена Сталина совершила самоубийство (ШК 127).