Лагерь и литература. Свидетельства о ГУЛАГе

Поведала сестра Ягоды и о смерти Горького (о которой ходили слухи):

Когда Сталин приказал ему убрать Максима Горького, брат оказался в тупике. Известно, что Максим Горький многие годы оправдывал сталинские преступления и поэтому считал себя вправе и поучать самого Сталина. Некоторое время Сталин это терпел, но когда чаша его терпения переполнилась, он решил Горького убрать. Конечно, выполнить это задание должен был мой брат <…> (ШК 128).

В главе «Смерть генерала Брёдиса» слово берет сам Штайнер на правах наблюдателя. Начинает он как классический реалист, поддерживающий повествовательное напряжение в преддверии некоего чрезвычайного события:

Утром двадцатого сентября по пути из туалета в камеру мы заметили, что в коридоре необычно много солдат. Большинство из них мы знали, так как они постоянно находились здесь. Начали выдвигаться самые невероятные предположения <…> Людей из камер вытаскивали до полуночи. При этом происходили ужасные сцены. Были слышны крики, плач, звон ключей. У нас в эту ночь никто не спал. Мы чувствовали, что и в других камерах царит большое возбуждение. Было слышно, как жертвы прощаются с товарищами. – Прощайте, товарищи! – Прощай! – отвечал хор сокамерников. <…> Последним на очереди был генерал Брёдис. Как только рядом с нашей камерой раздался звон ключей, генерал обнял меня и сильно прижал к груди. – Прощайте, прощайте, – произнес он. – Брёдис! Генерал покинул камеру, словно выходил на прогулку. Этот храбрый человек умер в норильской тюрьме 21 сентября 1942 года около четырех часов вечера[450]. <…> На следующий день мы с помощью тюремного телеграфа подсчитали, что за два дня было расстреляно более четырехсот человек. Большую часть расстрелянных к смертной казни приговорило ОСО, остальных – лагерный суд (ШК 189–195).

Упоминанием об оставшейся со вчерашнего дня холодной баланде расстрелянного определяется аффективно-стилистическое решение всего эпизода.

Подобные моменты есть и в главе «Смерть Рудольфа Ондрачека»:

На следующее утро мы пошли на работу. <…> Было холодно – минус сорок пять градусов. Мы подошли к воротам, и мне показалось, что я в бреду: в полуметре от земли, связанный проволокой, висел голый труп. Проволокой ему скрутили ноги и грудь, голова свисала, остекленевшие глаза была полуоткрыты <…>. А над его головой была прибита табличка с надписью: «Такая судьба ждет каждого, кто попытается бежать из Норильска» (ШК 106).

В этом до неузнаваемости обезображенном человеке он узнает своего друга Рудольфа Ондрачека – и хочет выяснить, почему того обвинили в попытке бегства. В ответ на расспросы врач сообщает, что измученный выполнением трудовой нормы, совершенно обессилевший Ондрачек просто упал замертво.