— Надеюсь, там еще хватит! — крикнула леди Бердуэлл.— Мои прожорливые детишки страшно любят крюшон!
— Вполне,— ответила мисс Роуч и, принеся мне стакан, поставила его на столик.
Еще не пригубив напиток, я сразу понял, почему он так нравится детям. Сама жидкость была темного янтарно-красного цвета, и в ней среди кубиков льда плавали большие куски плодов; а сверху мисс Роуч бросила веточку мяты. Я догадывался, что мята добавлена специально для меня — чтобы отбить чересчур сладкий привкус и придать напитку, явно предназначенному детворе, хоть какие-то свойства коктейля для взрослых.
— Не слишком густой, падре?
— Восхитительный,— сказал я, сделав глоток.— Просто превосходный.
Я с сожалением прикончил напиток, на приготовление которого мисс Роуч затратила столько труда, однако он так освежал, что я не смог удержаться.
— Позвольте мне приготовить вам еще один!
Мне понравилось, что она ждет, пока я поставлю стакан на столик, а не пытается вырвать его у меня из рук.
— На вашем месте я бы мяту не ела,— сказала мисс Элпинстоун.
— Пожалуй, принесу из дома еще одну бутылку! — крикнула леди Бердуэлл. — Тебе она понадобится, Милдред.
— Конечно,— отозвалась мисс Роуч.— Я и сама потребляю это пойло галлонами, — продолжала она, обращаясь ко мне.— Вам не кажется, что меня с полным основанием можно назвать истощенной?
— Ничуть! — с жаром ответил я.
Я вновь наблюдал за ней, пока она готовила мне еще одну смесь, и заметил, как играют мускулы под кожей руки, которая поднимает бутылку. Шея ее, если смотреть со спины, тоже оказалась необычайно изящной; не тонкой и жилистой, как у большинства так называемых современных красавиц, а толстой и крепкой, с едва заметными выступами по сторонам, где выпирали сухожилия. Нелегко было определить возраст такой женщины, но я решил, что ей никак не больше сорока восьми или сорока девяти.
Покончив со вторым стаканом фруктового крюшона, я вдруг начал испытывать весьма странное ощущение. Мне казалось, что я выплываю из кресла, а подо мной плещутся сотни теплых маленьких волн, поднимающих меня все выше и выше. Я чувствовал себя пузырьком на поверхности воды, а вокруг все подпрыгивало и мягко раскачивалось из стороны в сторону. Все это было очень приятно, и меня охватило почти непреодолимое желание запеть.
— Вам хорошо? — раздался где-то очень далеко голос мисс Роуч, и, повернувшись взглянуть на нее, я был поражен тем, что на самом деле она совсем рядом. Она тоже подпрыгивала.
— Потрясающе,— ответил я,— Я чувствую себя просто потрясающе.
Лицо ее было большим и розовым и находилось уже так близко, что я мог разглядеть светлый пушок, покрывающий обе щеки, и то, как солнце, освещая каждый волосок, придает ему золотистый блеск. Внезапно я ощутил в себе желание протянуть руку и провести пальцами по ее щекам. По правде говоря, попытайся она проделать то же самое со мной, я бы нисколько не возражал.
— Послушайте,— тихо сказала она.— Почему бы нам с вами не прогуляться по саду и не полюбоваться люпинами?
— Прекрасно,— ответил я.— Чудесно. Все, что пожелаете.
В саду леди Бердуэлл, рядом с площадкой для игры в крокет, стоит маленькая беседка в стиле эпохи Георгов, и не успел я и глазом моргнуть, как уже сидел там в чем-то вроде шезлонга, а подле меня была мисс Роуч. Я все еще подпрыгивал, подпрыгивала и она, как, впрочем, и беседка, однако чувствовал я себя великолепно. Я спросил мисс Роуч, не хочет ли она, чтобы я ей спел.
— Не сейчас,— сказала она, обвивая меня руками и прижимая к груди так крепко, что стало больно.
— Не надо,— пробормотал я, окончательно раскисая.
— Так лучше,— твердила она.— Так намного лучше, правда?
Не знаю, что произошло бы, попытайся мисс Роуч или любая другая женщина проделать со мной нечто подобное часом раньше. Вероятно, я упал бы в обморок. Я мог бы даже умереть. И вот вам, пожалуйста,— я тот же самый человек, уже получал удовольствие от прикосновения этих огромных обнаженных рук к моему телу. Мало того — и это самое поразительное,— я начинал испытывать побуждение ответить взаимностью.
Я взялся большим и указательным пальцами за мочку ее левого уха и игриво дернул.
— Шалун,— сказала она.
Я дернул сильнее, одновременно слегка сжав пальцы. Это возбудило ее до такой степени, что она принялась хрюкать и похрапывать, как свинья. Дыхание ее стало громким и хриплым.
— Поцелуй меня,— приказала она.
— Что? — вымолвил я.
— Ну же, поцелуй.
В это мгновение я увидел ее рот. Я увидел, как этот громадный рот медленно опускается на меня сверху, как он начинает открываться — все ближе и ближе, все шире и шире; и вдруг внутри у меня все перевернулось, и я оцепенел от ужаса.
— Нет! — завопил я,— Нет! Не надо, мамуля, не надо!