Лакомый кусочек

Эйнсли была еще в комбинации. Она начала краситься, но пока что успела только подвести черным карандашом один глаз, а брови отсутствовали вовсе, что придавало ее лицу странную асимметричность. Застегнув молнию и верхний крючочек на платье, она отошла на шаг и окинула ее критическим взглядом.

– Хорошее платье, – вынесла она вердикт, – но с чем ты будешь его носить?

– Как «с чем»?

– Оно слишком яркое. Тебе нужны тяжелые серьги или что-то в этом роде, чтобы его немного оттенить. У тебя есть?

– Не знаю, – задумалась Мэриен.

Она ушла к себе и вернулась со шкатулкой, в которой лежали всякие побрякушки – подарки родственников. Все они были в одном стиле: замысловатые композиции из искусственного жемчуга, раковин в пастельных тонах, металлических и стеклянных цветочков и милых зверушек. Эйнсли порылась в них.

– Нет, – заявила она с решительностью истинного знатока. – Это все не подойдет. Но у меня есть сережки, которые годятся.

После долгих поисков, порывшись в разных ящиках шкафа и перевернув весь хлам на бюро, она вынула массивные золотые подвески на болтиках, которые ввинтила Мэриен в мочки ушей.

– Вот так лучше, – сказала она. – Улыбнись!

Мэриен вымученно улыбнулась. Эйнсли покачала головой.

– Красивая прическа, но дай-ка я сама сделаю тебе макияж. Ты не сумеешь накраситься как надо. Как обычно, подведешь чуть-чуть глаза и будешь похожа на маленькую девочку, которая надела мамины туфли и платье.

Она усадила Мэриен на стул, заваленный одеждой разной степени загрязненности, и повязала ей на шею полотенце.

– Сначала я накрашу тебе ногти, чтобы они сохли, пока я занимаюсь лицом, – и начав подпиливать ногти пилочкой, недовольно добавила: – Похоже, ты их опять грызла.

Когда ногти Мэриен были покрыты перламутровым белым лаком, и она замахала ими в воздухе, чтобы быстрее высохли, Эйнсли приступила к ее лицу, выуживая баночки и бутылочки из груды косметических средств на туалетном столике.

В продолжение процедуры, когда Эйнсли проделывала очень странные ухищрения сначала с ее кожей, потом с глазами, а затем и с бровями, Мэриен сидела, как мышка, наслаждаясь тем, с какой профессиональной ловкостью Эйнсли трудилась над ее внешностью. Это напомнило ей школьные спектакли, когда заботливые мамочки за кулисами гримировали своих дочерей-подростков. И она лишь на секунду подумала об опасности подхватить микробы.

Наконец Эйнсли вооружилась кисточкой для губ и нанесла несколько слоев яркого блеска.

– Ну вот, – заключила она, передавая Мэриен ручное зеркальце, чтобы та полюбовалась результатом. – Так-то лучше. Но поосторожнее с накладными ресницами – дождись, пока клей высохнет.

Мэриен с любопытством вгляделась в блестящие, как у египетской мумии, веки и сочно подведенные глаза на незнакомом ей лице. Она даже моргнуть боялась из опасения, что это чужое лицо треснет и осыплется при сокращении мышц.

– Спасибо, – неуверенно произнесла она.

– А теперь улыбнись! – скомандовала Эйнсли.

Мэриен повиновалась. Эйнсли нахмурилась.

– Не так! Ты должна целиком отдаться улыбке. Слегка прикрой веки.

Мэриен смутилась: она не знала как. Она немного поэкспериментировала, глядя в зеркальце, пытаясь понять, какая группа лицевых мышц произведет желаемый эффект, но добилась лишь того, что ее полуприкрытые веки выглядели скорее как прищур, и тут они услышали шаги за входной дверью: кто-то поднимался по лестнице. Через секунду в дверях появилась домовладелица. Она тяжело дышала.

Мэриен сдернула с шеи полотенце и встала со стула. Но чуть прикрыв веки, она теперь не могла их открыть, как обычно, полностью. И она никак не могла, в этом нарядном красном платье, с этим накрашенным лицом, вести себя с привычной непринужденной учтивостью, которой, по-видимому, настоятельно требовала ситуация.

Домовладелица прямо задохнулась при виде нового облика Мэриен – с голыми руками, в обтягивающем платье, с покрытым макияжем лицом, – но настоящей целью ее визита была Эйнсли, которая стояла, босоногая, в одной комбинации, с одним подведенным глазом и с рассыпавшимися по плечам огненно-каштановыми локонами.