Она обернулась и увидела свое отражение в ростовом зеркале на дверце платяного шкафа. Немудрено, что Питер был так приятно поражен ее видом. «Милая, ты сегодня выглядишь просто изумительно!» – с чувством произнес он, увидев ее в платье. Как бы намекая, что ей следовало бы так выглядеть каждый день. Питер заставил ее повертеться перед ним, чтобы рассмотреть со спины, и был вполне удовлетворен увиденным. Но теперь Мэриен засомневалась, правда ли она выглядит так изумительно. Она мысленно повторила фразу несколько раз: но в ней не было ни необычного смысла, ни чувства. Что же это такое – выглядеть просто изумительно? Она улыбнулась зеркалу. Нет, не годится. Улыбнулась по-другому, чуть прикрыв веки, но и это ей не понравилось. Тогда она слегка отвернулась и искоса оглядела свой профиль. Плохо, что она никак не могла оценить свой облик целиком – ее внимание привлекали какие-то внешние детали, которые были ей непривычны: накрашенные ногти, тяжелые серьги, замысловатая укладка, части лица, над которыми тщательно потрудилась Эйнсли. Она могла сосредоточиться только на чем-то конкретном. Но что скрывалось под внешней оболочкой и какая сила удерживала на поверхности и скрепляла отдельные детали ее внешности? Она протянула обе обнаженные руки к зеркалу. Это были единственные части ее тела, не прикрытые тканью, или нейлоном, или кожей, или лаком, но в зеркале руки тем не менее выглядели подделкой, изделиями из мягкого розовато-белого каучука или пластика, бескостные, гнущиеся…
Раздраженная тем, что она опять поддалась прежней панике, Мэриен раскрыла шкаф и принялась разглядывать висящую там одежду Питера. Раньше она часто все это видела, поэтому у нее не было никакой причины стоять тут, схватившись за дверцу, и всматриваться в темные недра шкафа… Одежда аккуратно висела на плечиках, в том числе и все костюмы, в которых Питер появлялся перед ней прежде, кроме, разумеется, темного зимнего костюма, который был на нем сегодня: вот подборка одежды для летнего сезона, вот его повседневный твидовый пиджак, под который он обычно надевал серые фланелевые рубашки, далее одежда для других сезонов – от позднего лета до осени. Внизу выстроилась батарея обуви, соответствующей всем сезонам, с деревянными распорками в каждой паре. Она поймала себя на том, что рассматривает его одежду с чувством, близким к отвращению. И как все эти костюмы и рубашки могут так самодовольно висеть тут, излучая незримое и безмолвное превосходство. Но потом раздражение сменилось страхом. Она протянула руку, чтобы провести ладонью по ряду рукавов, и тут же ее отдернула: она побоялась обжечься.
– Милая, ты где? – позвал Питер из кухни.
– Иду, дорогой! – Она поспешно закрыла шкаф, мельком взглянула на себя в зеркало, убрала выбившуюся прядку волос и пошла к нему, осторожно шевелясь под слоем тщательно наложенной декоративной облицовки.
Кухонный стол был заставлен бокалами. Некоторые совсем новенькие, видимо, Питер купил их специально для сегодняшней вечеринки. Что ж, они будут ими пользоваться после свадьбы. На столе и стойке выстроились разноцветные и разнокалиберные бутылки: шотландский виски, ржаной виски, джин. Похоже, и тут у Питера все было под контролем. Чистым чайным полотенчиком он натирал до блеска последние бокалы.
– Я могу чем-то помочь? – спросила она.
– Да, милая. Разложи вот это по тарелкам. Держи, я налил тебе выпить, виски с водой, дадим себе фору.
Сам он тоже времени не терял: на стойке стоял его стакан, уже полупустой. Она отпила, улыбаясь ему поверх кромки стакана. Крепковато получилось, напиток обжег ей горло.
– Ты, наверное, хочешь меня напоить, – сказала она. – Можно мне еще льда? – И с досадой заметила, что ее накрашенные губы оставили на краю стакана жирный след.
– В холодильнике полно льда! – отозвался он, радуясь, что ей понадобилось разбавить напиток.
Кубики льда лежали в большом ведерке. Был и еще запас – в двух полиэтиленовых пакетах. Остальное пространство камеры занимали бутылки: пивные лежали штабелями на нижней полке, высокие зеленоватые бутылочки имбирного лимонада и короткие бесцветные бутылочки содовой и тоника на верхней полке рядом с морозильником. «Его холодильник такой безупречно белый и чистый, и в нем идеальный порядок», – подумала она с чувством вины.
Она принялась раскладывать картофельные чипсы, соленые орешки, оливки и коктейльные грибочки по мисочкам и блюдам, на которые указал ей Питер, осторожно дотрагиваясь до еды кончиками пальцев, чтобы не запачкать свежий лак. Когда она уже почти закончила, сзади подошел Питер и одной рукой обхватил ее за талию. А другой рукой медленно расстегнул до середины молнию на платье. Потом снова застегнул. И снова расстегнул. Она ощущала на шее его теплое дыхание.
– Жалко, у нас нет времени запрыгнуть в постель, – сказал он. – Хотя я бы не хотел тебя разлохматить. Да ладно, потом для этого будет полно времени. – Он положил другую руку ей на талию.
– Питер, – произнесла она, – ты меня любишь?