Лакомый кусочек

Прижав ладони к черной столешнице, я подалась вперед. Мне хотелось, чтобы Питер повернулся и заговорил со мной, хотелось услышать его обычный голос. Но он ко мне не повернулся. Я стала смотреть на три других отражения в черной полированной поверхности, похожей на дождевую лужу: одни подбородки, ничьих глаз не видно, кроме глаз Эйнсли – она спокойно смотрела на стакан с лимонадом. Через какое-то время я с легким удивлением обнаружила, что около моей руки на столике образовалась большая капля. Я потрогала ее кончиком пальца и слегка размазала по поверхности, прежде чем поняла, что это слеза. Выходит, я плакала! Я ощутила, как внутри беспорядочно, как головастик, задергалась паника. Это что еще такое – я сейчас сорвусь и устрою сцену? Никогда!

Я соскользнула с кресла, стараясь действовать незаметно, пересекла бар, осторожно лавируя между столиками, и отправилась в дамскую комнату. Удостоверившись предварительно, что там, кроме меня, никого нет – только свидетелей мне не хватало! – я заперлась в розовой кабинке и несколько минут поплакала. Я не понимала, что со мной и почему я плачу; мне это показалось абсурдным: ведь раньше со мной такого не бывало.

– Возьми себя в руки, – шептала я, – не будь дурой!

Я посмотрела на рулон туалетной бумаги – он, беспомощный, белый и мягкий, обреченно дожидался, когда я закончу плакать. Я оторвала несколько квадратиков и высморкалась.

Послышались шаги, и к двери кабинки приблизились чьи-то ноги. Затаив дыхание, я устремила взгляд на туфли под дверью моего убежища. «Должно быть, это Эйнсли», – подумала я.

– Мэриен! – позвала она. – Ты в порядке?

– Да! – ответила я. Вытерла глаза и вышла. – Так. – Я постаралась придать своему голосу уверенность. – Уже прицелилась?

– Пока не знаю, – невозмутимо ответила Эйнсли. – Сначала надо понять, что он за фрукт. Ты же, конечно, ни слова не скажешь.

– Не скажу, – сказала я. – Но это неэтично с твоей стороны. Это все равно что ловить птиц на клей или приманивать рыб фонарем.

– Я же ничего с ним не сделаю, – сердито заявила она. – И не причиню ему никакого вреда.

Она сняла с затылка розовый бантик и причесалась.

– А с тобой-то что? Я видела, как ты расплакалась за столом.

– Ничего. Ты же знаешь, я не могу много пить. Наверное, тут слишком влажно. – Я уже полностью успокоилась.

Мы вернулись к столику вдвоем. Питер с пулеметной скоростью рассказывал Лену о разных способах делать автопортреты: используя отражение в зеркале, кнопку автоспуска, которая позволяет установить камеру и затем быстро занять нужное положение перед объективом, а еще с помощью спуска на длинном кабеле или воздушного спуска с грушей. Лен вставлял замечания о правильной фокусировке изображения, но через несколько минут после того, как я снова заняла свое кресло, бросил на меня выразительный взгляд, как бы говоря, что он разочарован моим выбором. И как ни в чем не бывало вернулся к разговору с Питером.

Что он имел в виду? Я смотрела то на одного, то на другого. Не переставая говорить, Питер мне улыбнулся, нежно, но как-то отстраненно, а потом я, кажется, поняла. Он воспринимал меня как сценическую бутафорию: я была для него бессловесным аксессуаром, двухмерным предметом. Он меня не игнорировал, как мне, вероятно, казалось (а иначе чем еще объяснить мое смехотворное бегство в туалет?), а зависел от меня! И Лен посмотрел на меня с таким выражением, потому что подумал, будто я намеренно пытаюсь держаться в тени, стараюсь казаться невидимой, а если это так, то, значит, мои отношения с Питером гораздо серьезнее, чем я их описала. Лен никогда никого не склонял к браку, особенно тех, кто ему нравился. Но мою ситуацию он не понял, он ее неверно интерпретировал.

Внезапно меня вновь охватила паника. Я схватилась за край столика. Квадратное помещение бара с его стянутыми тесьмой шторами, толстым ковровым покрытием и хрустальными канделябрами таило в себе нечто неприятное: в шепчущем воздухе витала мягкая угроза. «Держись! – приказала я себе. – Не двигайся». Я украдкой бросала взгляд на двери и окна, мысленно измеряя расстояния. Надо отсюда выбираться.

Освещение замигало, и один из официантов объявил: «Время, джентльмены!» Раздалось шарканье ножек отодвигаемых кресел.

Мы спустились на лифте вниз. Едва мы вышли из кабины, как Лен предложил:

– Еще рано, давайте зайдем ко мне, выпьем по одной. Заодно покажу мой телеконвертер.

– Отлично. Я с радостью! – отозвался Питер.

Пройдя через стеклянные двери, я взяла Питера под руку, и мы пошли вперед. Эйнсли завладела Леном и шла с ним позади нас на приличном расстоянии. На улице было прохладнее, дул легкий ветерок. Я отпустила руку Питера и побежала.

9

Я бежала по темному тротуару. Прошла минута, прежде чем я с удивлением заметила, что мои ноги перешли с шага на бег, и недоумевала, как это произошло, но не остановилась.

Остальные были так поражены, что на мгновение потеряли дар речи. Потом Питер крикнул мне вслед:

– Мэриен! Куда это, черт возьми, ты собралась?