Моя поза, впрочем, причиняла все больше неудобства. Мышцы шеи болели, мне хотелось вытянуться, и еще – чихнуть. Я надеялась, что они скоро забеспокоятся, куда я пропала, и начнут меня искать. Я уже забыла, зачем вообще забралась под кровать. Смех да и только: вот вылезу вся в хлопьях застарелой пыли…
Но совершив такой дурацкий поступок, я уже не хотела отступать. Будет унизительно, если я выползу из-под кровати, вся с ног до головы в пыли, словно жук-долгоносик, вылезший из бочки с мукой. Тем самым я словно признаюсь, что совершила глупость. Так что буду тут до упора, пока меня отсюда силой не вытащат.
Злость на Питера за то, что пока я, скрючившись, лежала под кроватью, он сам преспокойно расхаживал по комнате, дышал полной грудью и разглагольствовал про выдержку, заставила меня вспомнить события последних четырех месяцев. Все лето мы двигались по определенной траектории, хотя ощущения движения не было: мы внушили себе, будто мы стоим на месте. Эйнсли предупреждала, что Питер безраздельно мной завладевает, и не понимала, почему, как она выразилась, я не хочу «расширить дело». Ей-то было просто так рассуждать, а я не могла преодолеть ощущения, что крутить с несколькими мужчинами одновременно неэтично. И тем не менее я пребывала в некоем вакууме. Мы с Питером избегали разговоров о будущем, потому что оба знали: это бессмысленно, мы не были по-настоящему привязаны друг к другу. И конечно, это было прекрасное объяснение того, почему я устроила демарш, отправившись в дамскую комнату, а потом устроив забег по улице. Я пыталась убежать от реальности. Но вот теперь, в этот самый момент, пришла пора взглянуть реальности в лицо. Пришла пора решать, чего же мне хочется.
Кто-то тяжело уселся на кровать и вмял меня в пол. Я глухо охнула.
– Что за хрень! – вскрикнул сидящий и вскочил. – Под кроватью кто-то есть!
Я услышала, как они вполголоса совещаются, а потом Питер громко – гораздо громче, чем нужно – позвал:
– Мэриен! Это ты под кроватью?
– Да, – отозвалась я спокойно, решив все спустить на тормозах.
– Ну, тогда вылезай, – продолжал он заботливо. – Нам пора домой.
Они обращались со мной как с капризным ребенком, который спрятался в комоде и ждал, что его будут уговаривать оттуда вылезти. Я негодовала, но в то же время мне было смешно. Я даже подумала заявить: «Не буду вылезать!» – но решила, что это может стать для Питера последней соломинкой, а Лен вполне мог сказать: «Да ладно, пусть себе там лежит до утра! Господи, я не возражаю. Вот как надо их дрессировать. Какая бы вожжа ей под хвост ни попала, она там полежит-полежит и остынет». Поэтому я ответила:
– Не могу! Я застряла!
Я попробовала пошевелиться, но тщетно: и впрямь застряла.
Над моей головой продолжалось совещание:
– Мы сейчас приподнимем кровать, – крикнул Питер, – и ты вылезешь, поняла?
Я услышала, как они обмениваются указаниями. Похоже, их операция по моему вызволению станет грандиозным инженерным подвигом. Раздалось шарканье ног по полу, пока они занимали свои позиции. Потом Питер произнес: «Взяли!» – кровать вздыбилась, и я спиной вперед выползла наружу – в точности как рачок из-под сдвинутого камня на дне.
Питер помог мне подняться. Мое помятое платье было все в клочьях пыли. Оба принялись, смеясь, отряхивать меня.
– Какого черта тебя туда понесло? – недоумевал Питер.
По тому, как медленно и неуверенно они снимали с меня крупные хлопья пыли, было видно, что они изрядно нагрузились бренди, покуда я коротала время под кроватью.
– Там было очень тихо! – съязвила я.
– Надо было сказать мне, что ты застряла, – посетовал Питер, проявив великодушную галантность. – Я бы тебя вытащил. Ну у тебя и видок! – Он явно ощущал свое превосходство и от души веселился.
– О, – ответила я, – не хотела тебя отвлекать от беседы. – К этому моменту я наконец поняла, какое чувство испытываю к нему: это была ярость.
Игла моей гневной интонации, вероятно, проткнула оболочку эйфории Питера: его холодный взгляд испытующе скользнул по мне. Он схватил меня за руку повыше локтя, точно арестовывал за переход улицы в неположенном месте, и обратился к Лену:
– Думаю, нам и правда пора. Было очень здорово. Надеюсь, мы найдем повод встретиться. Мне интересно твое мнение о моем штативе.
Сидящая в дальнем углу комнаты Эйнсли отлепилась от вельветовой подушки и поднялась.
Я отбросила руку Питера и произнесла ледяным тоном:
– Я к тебе не собираюсь. Я иду домой, – и выбежала из комнаты.
– Как знаешь, – буркнул Питер, но зашагал за мной следом, бросив Эйнсли на произвол судьбы.
Сбегая по узкой лестнице, я слышала за спиной голос Лена:
– Эйнсли, может, пропустим еще по одной? Я тебя провожу до дому, а эти влюбленные голубки пусть сами займутся выяснением отношений.
И тревожно протестующий голос Эйнсли:
– Ой, ну не знаю, стоит ли мне…