Лампа для джинна

Каждое слово давалось с трудом, зато тень темнела, а в голове с каждой секундой прояснялось.

– Обойдешься, – шепнула Вовка еще раз.

Тень почернела, как будто вся сила Джинна перетекла в эту неверную, бесплотную форму, и боль отступила.

– Ты же моя сестра! – еще слышала она где-то на задворках своего сознания.

– Нет у меня больше брата, – сказала Вовка.

Тень вспыхнула и разлетелась черными хлопьями.

На секунду Вовка все-таки зажмурилась, а потом открыла глаза и поняла, что цех пуст.

Джинн исчез, и голова больше не болела. Не ломило виски, не отдавался болезненным эхом в затылке его голос.

Испарились и родители, растворился телевизор с видеомагнитофоном. Остались только кресла – потрепанные, вытертые, а под ногами – остатки от былого пиршества, чьи-то пустые бутылки.

Эпилог

Квартиру бабушки Вовка старательно прибрала. Вынесла мусор, поправила салфеточки, даже пыль смахнула. Прошептала куда-то в воздух:

– Спасибо, бабуль.

Поправила на полке фотографию двух подружек: темноволосой красавицы и светленькой, смущенной девчушки, так похожей на Вовкину маму – она только теперь это заметила. Подумала, кому из них двоих подошел бы желтый голос, а кому – фиолетовый, но так и не решила.

Дверь заперла и, проверив баланс на карте, поехала на вокзал. Ноль и правда превратился в сумму пусть и не волшебную, но вполне себе достаточную, чтобы доехать до дома и даже вернуть долг Марьяне Леопольдовне.

Воздух в городе расчистился, вышло солнце, и серо-бурые нагромождения пятиэтажек превратились в уютные провинциальные домишки. Краснокумск больше не умирал. Он просто жил себе в тесном коконе из нескольких улочек, оплетавших главный проспект, и думать не думал о большом мире где-то далеко за еловым лесом.

* * *

По лестнице Вовка поднималась с замиранием сердца. От метро она чуть ли не бежала, а дома даже лифта не стала ждать – сразу бросилась наверх, благо невысоко.

Жетон с треугольной пометкой исчез – вернулся к хозяйке, – и пришлось покупать новый, а его съел турникет, окончательно и бесповоротно.

Расплавленного зарядника в рюкзаке тоже больше не было – только скрученные в узел сменные носки, протекшая тушь и кошелек. Он опустел всего полчаса назад: Вовка больше не могла ждать и с вокзала сразу же поехала к Марьяне Леопольдовне. Застала ее дома – суровую, молчаливую. Оправдываться не стала, только извинилась, протянула купюры и ушла. Не убежала, как очень хотелось, а просто ушла. Чувствовала, как смотрит ей в спину Марьяна Леопольдовна, но так и не обернулась.

А вот теперь – наконец-то – она бежала по знакомым ступенькам на свой третий этаж и едва дышала. Спортом она никаким не занималась, и такие вот пробежки ей всегда давались нелегко, особенно вверх по лестнице. Но больше Вовка, конечно, задыхалась при мысли о том, что увидит сейчас разбитую, почерневшую дверь, и к ней сразу выбежит Петр Михалыч – будет причитать, поведет ее внутрь, начнет рассказывать, что да как, будто она не в собственном доме, а на экскурсии…

Но выскочив на площадку, Вовка застыла вовсе не от ужаса.

Дверь стояла целехонькая, и замок на ней виднелся нетронутый. Ну конечно, ведь Джинн с ней только играл, а звонок Михалыча был очередной иллюзией.

Вовка выудила ключи, поперебирала связку, выискивая нужный, вставила его в замочную скважину, и тут в квартире кто-то завозился.

Щелкнул замок, распахнулась дверь. На пороге стояла мама. Одета она была так же, как и в тот самый день, когда они уехали, – сколько же уже прошло времени? Целая неделя?.. Брюки со стрелками, шелковая блузка с бантом на груди, а под воротничком поблескивает золотая цепочка. На лице – выражение крайнего разочарования.

– Очень интересная история. – Мама подперла бока кулаками и нахмурилась.

Вовка уловила легкий лавандовый аромат маминых духов и сдавленно охнула.

– Квартира вверх дном, Яшка некормленый, орет как резаный, под вешалкой осколки… Ты когда варенье-то раскокала? Лида моя везла, горбатилась… Воду зачем закрутила? Кран сорвало. Хорошо, что соседей еще залить не успели…

Только сейчас Вовка заметила, что брюки у мамы в мокрых пятнах, как будто мама собирала воду, ползая на коленях. Наверное, так и было… А Лида – кто такая Лида?.. Мамина подружка? Да и ну ее!..

– У нас в спальне все перевернуто, – продолжала мама. – Шкаф, комод, тумбочки… Наизнанку все! Ты зачем там копалась?

Вовка так и стояла на пороге, сжимая свой рюкзачок, заляпанный глиной с Краснокумской трассы, и глупо улыбалась.

– А видеокамера почему сорвана? Нет, ну серьезно, Владислава, это уже просто не смешно. Оставь тебя на пару дней одну…

Тут Вовка перестала улыбаться и открыла рот.

– На пару дней? Вы издеваетесь?..

Из зала выглянул папа: он тоже еще не успел переодеться в домашнее, но хотя бы пиджак скинул. Рубашка у него была мокрой и помятой. А вот лицо – чисто выбритое, как и полагается.

– А, Вован пришла, ну заходи, – махнул он добродушно. – Беспорядочек ты, конечно, знатный учинила…

– Беспорядочек? – воскликнула мама. – Я поверить не могу, что за неделю можно вот так вот упахать двухкомнатную квартиру! Хорошо хоть не сожгла!