– Была. Воображаемая. А как же ты испугалась! – засмеялся Слава. – Такая глупость, а сработала… Еще одна трещинка в твоей обороне.
– И кошки в саду?..
– И они тоже.
– И «Марьяна Леопольдовна» в кафе-мороженом? – спросила она.
– Твоя совесть, – со смешком отозвался Слава. – Я оформил ее в узнаваемый образ.
– А там, дома у Феди? И в салоне связи?.. – поколебавшись, все же уточнила Вовка.
– А что там?
Впервые за вечер в голосе у Джинна зазвучало недоумение.
Значит, это не его рук дело. Рук, ног, души… Неважно.
– Зачем ты привел меня сюда? Почему именно этот завод? – спросила Вовка.
– О… – Джинн усмехнулся. – Это особое место. Здесь завеса между мирами открылась для меня. Здесь я увидел смерть.
– Чью?
– Нашего дедули.
Вовку передернуло. Она вспомнила разрисованный зелеными фонарями пропуск.
– Но как?..
– Несчастный случай. Мне было года три, но помню я хорошо. Еще бы – такое!.. Бабка присмотреть не могла… Пришлось дедуле забрать меня с собой на работу. Я, конечно, сидел в аппаратной, не высовывался, шумно, страшно. А потом все-таки вылез. Интересно же. Дедуля меня заметил, отвлекся, поскользнулся… Упал в резервуар.
– В тот… тот самый? – прошептала Вовка.
Тот, где она видела фигуры Лёли и Мити?..
– Он самый, – ответил Джинн. – А еще эти лампы зеленые… Вот тогда-то я и увидел первых призраков.
– Ты и его видел? – зачем-то спросила Вовка. – Дедушку?
– Да черт его знает, – фыркнул Джинн. – Не разобрать было. Да и разница-то какая? Я дедулю всего ничего знал. Думаешь, я сидел там и плакал? Я во все глаза смотрел. Полез к резервуару, только бы все поближе разглядеть! А меня стали оттаскивать, бабке названивать, крики подняли… Я уже потом прочитал, что таких случаев на комбинате было навалом. Хромала у них техника безопасности. Но после дедули кто-то поднял особый шум, и предприятие закрыли.
Вовка скривилась. Да ее брат уже в три года был бессердечным уродом… Или он так и не успел научиться состраданию? Пожил ведь совсем чуть-чуть…
– Ну вот. Время, – оборвал себя Джинн. – Время силы. Пустая луна почти в зените.
Вовка невольно глянула на черное окно цеха.
Что, если ее догадка окажется неверной? Что, если эти две дамочки с цветными голосами и не собирались ей помогать?
Какая уже теперь разница… Других идей у нее нет.
Вовка запустила руку в карман и сжала монетку. В то же самое мгновение голова взорвалась сверкающей болью, но Вовка сжала зубы и нащупала в другом кармане мобильник.
– Ты что это надумала? – воскликнул в ее голове Джинн. – Что это?
Вовка вцепилась в жетон еще сильнее. Поверхность жгла нестерпимо, но эта боль не шла ни в какое сравнение с той, что снарядами разрывалась у нее в голове.
– Подспорье, говоришь? – прошипела она. – Ну тогда вот тебе.
Вовка шмякнула телефон об пол что было силы.
Джинн рассмеялся, и виски заломило.
– Думаешь, это поможет? Я же сказал: я забрался тебе в сознание, мне уже не нужны телефоны…
Вовка с хрустом наступила на мобильник, а потом разодрала застежку рюкзака. Зарядное устройство Светы она нашла быстро: оно раскалилось докрасна.
– А ну-ка, – возмутился в ее голове Джинн. – Брось ты эту дрянь, она тебе не поможет!
Но Вовка уже уловила в его голосе нотки ужаса.
А у нее – есть.
И никакая она не слабая. Иначе бы она здесь не оказалась.
Она бы не посмела прогулять вступительный и покорно бы его сдала. Она бы не рванулась бы в далекий, непонятный Краснокумск. Не стала бы разыскивать родителей.
А то, что она боялась Джинна, только доказывало, что она живая.
Она – живая. А вот Джинн – нет.
Вовка вцепилась другой рукой в раскаленный зарядник и зажмурилась. Не слишком-то символичное оружие, никакой эпичности: жетон на метро и зарядное устройство. Но разве важно, если Вовке их подсунули призраки?
У одной был тонкий, девичий голос, а у второй – низкий, бархатный, и если бы Вовку спросили, какого он цвета, то она не сомневаясь тут же бы ответила: фиолетового.
Ладони прожигало насквозь, в голове сверкало, но Вовка сжала зубы и все-таки распахнула глаза.
Перед ней колыхалась тень. Ни головы, ни рук, ни ног – просто застывшее в воздухе пятно, кусок грязного тюля. Джинн не сводил с Вовки своего слепого взгляда, и виски сжимало.
– Я уже внутри тебя. Фонари погасли! – зашипел он сразу в оба ее уха.
Но Вовка мотнула головой.
– Я не дам тебе навредить родителям.
– Я
На безвольные, кукольные тела родителей Вовка даже не взглянула.
– Это не они, я уже поняла. Ты не умеешь обращаться с материей. Этот мир для тебя закрыт.
– Так я его открою! – взвизгнул брат, и она едва сдержалась, чтобы не зажмуриться.
От боли Вовка почти ничего не видела, и теперь уже не разобрать было, где она сильнее: в голове или в кулаках.
– Не откроешь. Я тебя не пущу. Мое тело. Обойдешься.