Лампёшка

— Ещё бы не рады! И руки-ноги при ней, как я погляжу. Развлекается себе тут, на ярмарке. За наши, между прочим, денежки. Ну, ты со мной, понятно, не согласен, но так оно и есть. Они нам и цента не заплатили, так что…

— Так что ничего. — Мистер Розенхаут берёт жену под руку. — Так что мы оставим Лампёшку в покое и пойдём домой. Ты ведь домой собиралась?

Но миссис Розенхаут не двигается с места.

— Так что то, что ты везёшь в той тележке, на самом деле наше. Что бы это ни было. — Все трое переводят взгляд на прикрытый одеялом бугорок. — Ну, что там, кстати, такое?

— Не наше дело! — шипит мистер Розенхаут. — Пойдём, Хил. Сейчас же.

— Мы тоже пойдём, — живо добавляет Лампёшка. — То есть… я пойду. Мне ещё кое-что нужно…

Миссис Розенхаут выдёргивает руку и подходит к тележке.

— Что это? Что у тебя там?

— Ничего. — Лампёшка вдруг чувствует, что ужасно устала от приключений. Почему её никак не оставят в покое?

— Это нас не касается, — повторяет мистер Розенхаут.

— Ещё как касается! — Миссис Розенхаут протягивает руку к одеялу, которое вздымается и опускается, будто дышит.

— Ох, женщина, прекрати, ради бога, оставь девочку в покое и послушай меня…

Но миссис Розенхаут никогда не слушала мужа и сейчас слушать не собирается. Она хочет знать. Она хочет завтра рассказать об этом покупателям, а «загадочный бугорок под одеялом» — это ещё не история. Что же там такое? Что она там прячет? Миссис Розенхаут протягивает руку к бугорку, который медленно растёт. Раздаётся какое-то рычание, и в тёмном силуэте под одеялом она различает то, о чём и так уже догадывалась.

— И-и-и! — визжит она. — Чудовище, чудовище из Чёрного дома!

Никто не визжит так, как жена бакалейщика. Её голос пронзает вечернее небо, и тут же оборачивается весь ярмарочный люд. Ох, и будет ей что рассказать завтра, аж язык чешется! Миссис Розенхаут хочет отбросить одеяло и присмотреться получше, но девчонка уводит тележку у неё из-под носа.

— Помогите! На помощь! — вопит миссис Розенхаут. — Оно меня укусило, чудовище укусило меня! До крови, я истекаю кровью! Поглядите же!

Из-под одеяла Эдвард смотрит на Лампёшку испуганными чёрными глазами и мотает головой:

— Я её не трогал, я её не кусал!

Вокруг раздаются всё новые вопли. Отовсюду слышится:

— Чудовище! Там чудовище!

— Что-что? Правда? — Народ сбегается поглазеть. Много народу. — Что за чудовище?

— То самое, из Чёрного дома! Оно ей полруки отхватило, сам видел!

— Но где же? Где? — Большинство, ожидая увидеть что-то огромное, смотрит в другую сторону или вверх. Миссис Розенхаут теряется в толчее. Лампёшка пытается протиснуться сквозь толпу, но её толкают со всех сторон, тележка вот-вот перевернётся.

— Пустите! Дайте пройти! — кричит она. Никто её не слышит, никто не уступает дорогу.

Внезапно становится легче. Чья-то большая рука ухватилась за ручку и помогает тянуть тележку.

— Сюда! — Мистер Розенхаут тащит тележку прямо через сборище любопытных. Он показывает себе за спину. — Там! Там оно! У-у-у, жуткое, смотрите туда!

Все возбуждённо кидаются в ту сторону.

— Пойдём, — машет он ей и тянет тележку на другой конец пустоши. Добравшись до затенённого прохода между двумя шатрами, он останавливается.

Приотставшая Лампёшка, задыхаясь, подбегает к тележке:

— Рыб! Рыб, как ты? — Она кладёт руку на одеяло, в которое закутался дрожащий мальчик.

— Домой, — отвечает одеяло. — Домой-домой-домой…

— Конечно, — шепчет Лампёшка, гладя мальчика по голове. — Пойдём, сейчас пойдём.

Она вздыхает. Не вышло, её план не сработал. А завтра ярмарка уедет, и вернётся только через год… И как теперь… она даже точно не знает, была ли это…

— Иди вон той дорогой, — тихо говорит мистер Розенхаут, разглядывая тележку и лежащего в ней Эдварда. — Там народу поменьше.

Лампёшка понимает, что он будет держать язык за зубами.

— Он никакое не чудовище, — говорит она. — Правда. Он…

Мистер Розенхаут мотает головой:

— Мне это знать необязательно.

Он бросает взгляд на толчею вдалеке, откуда до сих пор доносятся вопли и крики. Люди всё ещё ищут чудовище или какую другую забаву: в последний вечер ярмарки без переполоха никогда не обходится.

— Что ж, пойду выручать свою благоверную, — вздыхает бакалейщик. — Вдруг ей помощь нужна. Дай-ка руку. — Он достаёт из кармана горстку медяков и высыпает их девочке в ладонь. — Ты уж прости… Вообще-то она не такая. Или была не такая. Или… — Он снова вздыхает. — Или мне стоило получше присмотреться.

Лампёшка разжимает кулак — осторожно, чтобы ничего не выронить. Пятачки, гривенники и четвертаки — целых три, а то и больше.

— Ну что, едем? — раздаётся голос Эдварда из тележки. — Едем домой?

— Знаешь… — говорит Лампёшка. — Пожалуй, пока нет.

Сияющий Алмаз

В шатре, к счастью, спокойно. Эйф едва взглянул на Лампёшку, когда она положила перед ним два четвертака, лишь удивлённо вздёрнул бровь и махнул рукой в сторону входа.

Наконец-то! Внутри темнее, чем в прошлый раз. В нишах по обеим сторонам от прохода горят свечи. Умопомрачительные уроды бросают на идущую по проходу Лампёшку недоуменные взгляды.