—
Да понимают ли они, о чём просят? Отец — высокий как дуб, сильный как медведь — рассказывал ему… Как он эту случайно в бухте выловил. Как она боролась, боролась и не сдавалась. Перегрызала толстенные верёвки. Разбивала хвостом стеклянные баки. Поймать? Свежую? Нечего и думать! Увы: чудища не являются к нему в шатёр просто так, по его хотению.
Не являлись. До сегодняшнего дня.
— Ну, здор
Лампёшка визжит. Рыб визжит. Уроды перешёптываются и шипят.
— Так я и думал: она хочет протащить что-то в мой шатёр в этой своей тележке. Хитро придумано, сестричка, но дядюшка Эйф похитрее будет. А ты — бултых к мамочке, будут у меня теперь две русалки по цене одной.
Эйф поднимает Рыба над мутной водой. Мальчик извивается, визжит и пытается вцепиться зубами в держащую его руку.
— Нет! — кричит Лампёшка. — Не надо! Ему нельзя! Он не умеет плавать, я сама видела, отпусти его! — Она пинает толстяка в голень, но тот и бровью не ведёт.
— Это уже слишком, Эйф, — говорит карлик. — Он свободный мальчик.
— Свободный? Мальчик? Это он-то? — Эйф подносит извивающегося Рыба поближе к лицу. — Если существуют на свете чудища, то вот это и есть одно из них. Ух, парень, ну и жуткая у тебя башка. — Эйф поворачивается к карлику, который медленно спускается со ступенек. — Как думаешь, Освальд? Поставить ещё один бак? Или так сойдёт? Не перегрызут они друг другу глотки?
Лампёшка в отчаянии оглядывается по сторонам. Остальные существа вышли из своих ниш, дряхлые сиамцы медленно подтягиваюся ближе, опираясь на деревянные ходунки. Старухи с любопытством рассматривают болтающегося вверх тормашками мальчика. Уроды подталкивают друг друга и качают головами. Но ничего не предпринимают: никто не бросается на толстяка, никто не вырывает мальчика у него из рук.
«Нельзя ему здесь!» — звенит у Лампёшки в голове. Никак нельзя! Нельзя, чтобы на него пялились целыми днями, это ещё хуже, чем жить под кроватью. Рыб свихнётся или умрёт…
— Помоги же ему! — тянет она карлика за пиджак. — Сделай что-нибудь!
Тот печально смотрит на неё.
— Но… что я могу? Эйф!.. — пробует он опять. — Не надо, пожалуйста…
Лампёшка оглядывается кругом: темнокожий верзила пугливо пятится назад, бородатая женщина закрыла лицо руками, будто не хочет ничего видеть.
— Не пора ли ужинать? — спрашивает одна из старушечьих голов.
— Да, а чем сегодня кормят? — отзывается другая.
Нагнув голову, Лампёшка кидается на здоровяка Эйфа. Он в любую минуту может бросить Рыба в воду, но пока внимательно разглядывает его, как будто ему некуда торопиться — и ведь так оно и есть? Уродцев своих он приструнил неплохо, никто и пикнуть не смеет. А коли посмеют, то знают, что их ждёт: клетки, цепи, недельная голодовка, а то можно и кое-что похуже придумать…
Вдруг ему в поясницу врезается голова девочки. Эйфу скорее смешно, чем больно.
— Ну и ну, сестричка… Передумала, что ль? Явилась-таки за поцелуем?
Тут Рыб изворачивается и что есть мочи впивается в руку толстяка. Эйф вскрикивает, разжимает кулак, и мальчик со всплеском ухает в аквариум.
— Хозяина кусать вздумал? — вслед ему кричит Эйф. — Ну, погоди, я тебя живо отучу!
Из красных точек у него на руке начинает сочиться кровь.
Лампёшка в ужасе смотрит на аквариум. Рыб камнем идёт ко дну и брякается головой.
Лампёшка вцепляется в толстяка ногтями, царапаясь и кусаясь, но он хватает её за шкирку и поднимает.
— А теперь вон из моего шатра, сестричка! Хорошенького понемножку.
Лампёшка пронзает его самым ядовитым взглядом, на какой способна. Ей хочется отрубить ему голову, изрешетить его стрелами… Но тут она замечает, что за его спиной вырастает чья-то фигура. Это из грязной воды вынырнула русалка. Она хватает его за шею и тянет к стеклу. Эйф пронзительно визжит и отпускает девочку.
Лампёшка валится на землю и катится кубарем. Карлик Освальд помогает ей подняться.
— Рыб! — кричит девочка. — Его надо… ему нельзя… Он утонет!
— Тс-с-с! — шепчет Освальд, кладёт руку ей на плечо и показывает на аквариум. — Ты только погляди.
Она — русалка — больше не похожа на выжатую тряпку, это настоящая хищница, вроде тех, что на расставленных рядом деревянных щитах. Даже ещё свирепее. Её оскал сверкает, в глазах полыхает пламя. Чёрное пламя. Золотое, оранжевое пламя. И она не отпускает толстяка. Повсюду летят брызги, глаз Эйфа сейчас выскочит из глазницы. Он молотит обессилевшими руками, пытается вырваться, что-то мычит своим подопечным: ну пожалуйста, разве я плохо о вас заботился?
Но они лишь молча наблюдают за тем, как русалка выжимает из него воздух до последней капли.
Лампёшка пытается заглянуть полузадушенному толстяку за спину, найти в аквариуме Рыба, но грязная вода в баке клубится так, что ничего не видно. «Где та приступка? — думает она — Мне надо нырнуть в бак, вытащить его!»