Лангольеры

Я проверил револьвер и положил его в отделение для перчаток. Олли перезарядил его после экспедиции в аптеку, и хотя остальные патроны пропали вместе с ним, я решил, что оставшихся хватит. Револьвер выстрелил один раз в миссис Кармоди, один раз в эту тварь с клешнями и один раз, когда ударился о мостовую. В "скауте" нас было четверо, но я решил, что, если уж совсем прижмет, для себя найду какой-нибудь иной способ. Несколько жутких секунд я не мог найти ключи. Я обшарил все карманы — их не было. Потом заставил себя проверить все снова, медленно и спокойно. Ключи обнаружились в кармане джинсов — затерялись среди монет, как это иногда бывает с ключами.

"Скаут" завелся сразу, и, услышав уверенный рокот двигателя, Аманда снова расплакалась.

Я немного погонял двигатель вхолостую, выжидая, какое еще чудовище может привлечь шум мотора или запах выхлопа. Прошло пять минут, самых долгих минут в моей жизни, но ничего не случилось.

— Ну, мы поедем или так и будем сидеть здесь? — спросила миссис Репплер.

— Поедем, — ответил я, вывел машину со стоянки и включил свет.

Какое-то неосознанное желание заставило меня проехать вдоль супермаркета у самых витрин, и правый бампер "скаута" оттолкнул опрокинутый мусорный бак в сторону. Внутри разглядеть ничего не удалось — из-за мешков с удобрениями магазин выглядел так, словно мы подоспели как раз к самому разгару какой-то сумасшедшей продажи товаров для садоводов, но из каждого проема на нас глядели два-три бледных лица.

Потом я свернул налево, и непроницаемый туман сомкнулся позади нас. Что в дальнейшем случилось с теми людьми — я не знаю. Осторожно, со скоростью всего пять миль в час, мы двинулись по Канзас-роуд. Даже со включенными фарами и подфарниками дальше чем на семь-десять футов ничего не было видно.

Миллер оказался прав. Землетрясение действительно сильно покорежило покрытие дороги. Кое-где дорога лишь потрескалась, но в отдельных местах встречались провалы с огромными вывернутыми из земли кусками асфальта. Слава Богу, у "скаута" привод на все четыре колеса, иначе нам бы мы не выбрались. Но я сильно опасался, что где-нибудь впереди нам встретиться препятствие, которое не одолеет даже эта машина.

Минут сорок ушло на дорогу, которая обычно занимала не более семи-восьми минут. Наконец впереди показался знак, указывающий на поворот к нашему дому. Билли, которого подняли в четверть пятого, крепко заснул в машине, знакомой ему настолько, что, должно быть, она уже воспринималась им как дом.

Аманда, нервничая, взглянула на дорогу.

— Ты действительно хочешь туда проехать?

— Хочу попробовать, — ответил я.

Но это оказалось невозможно. Пронесшаяся буря ослабила много деревьев, а тот странный подземный толчок довершил ее работу, повалив деревья на землю. Через два небольших дерева я еще перебрался, но вскоре наткнулся на огромную сосну, лежащую поперек дороги, словно это было делом рук лесных разбойников. До дома оставалось почти четверть мили. Билли продолжал спать со мной рядом. Я остановил машину, и, уткнувшись лицом в сложенные на руле руки, принялся думать, что же делать дальше.

Сейчас, когда я сижу в здании "Говард Джонсон", что у выезда номер 3 на шоссе, проходящее через весь штат Мэн, и записываю все, что с нами случилось, на фирменных бланках отеля, я уверен, что миссис Репплер с ее выдержкой и опытом могла бы охарактеризовать безвыходность положения, в котором мы оказались, несколькими быстрыми штрихами. Но у нее достаточно такта и понимания, чтобы дать возможность мне самому прийти к соответствующему выводу.

Выбраться из машины я не мог. Я не мог оставить их одних. И не мог даже уговорить себя, что все эти чудовища из фильма ужасов остались там, у супермаркета: чуть приоткрыв окно, я слышал, как что-то продирается сквозь заросли в лесу, раскинувшемся на крутом склоне, который в здешних местах называют карнизом. С нависшей над нами листвы непрерывно капала влага, и на мгновение стало совсем темно, когда над нами пролетел какой-то чудовищный, едва различимый во мраке воздушный змей.

Я пытался убедить себя в том, что, если Стефани действовало быстро и наглухо закрылась в доме, ей должно хватить продуктов дней на десять, может быть, недели на две. Но это мало помогает. Мешает мое последнее воспоминание о ней: я вижу ее в легкой соломенной шляпе, с садовыми ножницами в руках, на дорожке к нашему маленькому огороду, а позади нее неотвратимо накатывается с озера туман.

Теперь мне надо думать о Билли. "Билли, — говорю я себе. — Большой Билл, Большой Билл…" Я должен написать его имя на этом листке бумаги, может быть, сотню раз. Как школьник, которого заставили писать фразу: "Я не буду плеваться бумагой в школе", когда за окнами стоит трехчасовая тишь, а за своим столом сидит, проверяя домашние задания, учительница, и единственный звук в классе — это скрип ее авторучки да долетающие откуда-то издалека голоса детей, делящихся на команды для игры в бейсбол.

Как ни крути, но я сделал тогда единственное, что мне оставалось. Осторожно вывел "скаут" задним ходом на Канзас-роуд, остановился там и заплакал.