– Я не хочу бояться этого, дедушка. Хочу быть свободным от страха, чтобы сделать свободный выбор. Если стану актером, я буду верить, что у меня есть шанс чего-то добиться. И добьюсь. И вы будете мною гордиться. А если стану врачом, всю жизнь буду думать о том, что даже не попытался сделать того, о чем мечтал. И вам будет за меня стыдно, потому что хорошего врача из меня не получится.
В ресторан вереницей потянулись остальные члены семьи. По каким-то только им известным признакам они определили, что время переговоров исчерпано. Проснувшегося младенца нес на руках довольный отец-травматолог. Никита улыбнулся – забавный пацан удался в папу, вылитый Жан Рено в младенческом возрасте. Не хватало только маленьких круглых очков. Видимо, две представленные в семье мужские породы отказывались смешиваться между собой.
Пока семья вновь рассаживалась по своим местам, к Никите подошел официант с вопросом, не желает ли месье чего-нибудь еще. Из-за него Никита пропустил момент, когда дедушка сообщил всем результаты беседы с внуком.
Поднявшись из-за стола, чтобы расплатиться у кассы, Никита услышал за спиной только сдержанное замечание бабушки:
– Я вас предупреждала, что они договорятся между собой. Мужчины в этой семье всегда все делают по-своему. Уж я-то знаю!
Уставший за день, Никита медленно брел вверх по темной улице в сторону дома. Он уже автоматически перешагивал через редкие, непредсказуемые ступени на тротуаре. От воспоминаний об отце ему стало грустно. Никита так и не успел убедить его в том, что реклама – стоящее дело. Вдобавок в памяти всплыл сегодняшний никчемный разговор с сыном, и Никите на минуту снова стало стыдно. Не только дедушка, он сам мог бы стать Алексу другом, однако не стал. Мог поддержать мечту сына, но даже не услышал его. Пытаясь заглушить голос совести, Никита дал себе обещание в ближайшее время все исправить, но детали, как обычно, отложил на потом. Вернулись тягостные мысли о жене. То ему казалось, что Ольге сейчас так же тоскливо, как ему самому, и его охватывала жалость. То она представлялась хохочущей в компании подруг, и тогда в нем поднималось негодование и желание сделать ей больно. За что – он не смог бы внятно ответить. Просто за то, что жена лишила его своей поддержки именно в тот момент, когда он в ней остро нуждался.
Открыв дверь лопоухим ключом, Никита не стал зажигать свет. Удивительное дело, тишина пустого дома не пугала, а успокаивала его. Здесь он не чувствовал себя одиноким, хотя был совершенно один.
Он медленно поднимался наверх, с каждым шагом чувствуя все большее умиротворение, как будто на ступенях лестницы за его спиной оставались все горести и обиды.
В спальне он стянул с себя одежду и, не глядя, бросил на пол, будто отмершую старую кожу. И в последний момент сообразил, что надо включить будильник, чтобы завтра не проспать Майка.
Засыпая, он мечтал об Изабель, однако вскоре услышал из темноты совершенно другое имя:
– Генриетта, Генриетта! Иди ко мне, мой ангелочек!
Мимо Никиты с восторженным визгом пронеслась растрепанная девочка лет четырех, похожая, скорее, на веселого чертенка, чем на ангела. Она влетела в большую сумеречную комнату и закружилась по ней, не переставая радостно вопить. Длинную шерстяную юбку девчушка приподняла повыше, чтобы не запнуться. За ней проследовала улыбающаяся женщина средних лет. Глухой лиф ее платья так туго стягивал фигуру, что грудь казалась почти плоской, а талия – нежизнеспособно тонкой.
Проходя мимо, женщина едва не задела Никиту пышным рукавом, который становился узким от локтя к запястью. Смеясь, она поймала девочку посреди комнаты, крепко обняла ее и подвела к окну.
– Надо причесаться, детка. Скоро к нам в гости придет важный господин. Тот самый, который в прошлый раз подарил тебе медальон. Помнишь? Ты же не хочешь его огорчить?
– Это тот, с бородой? Помню, мамочка, – заулыбалась Генриетта, которая перестала сопротивляться и покорно ждала, пока мать расчесывала ее большим гребнем и переплетала темные кудри лентами. – Он катал меня на лошади! Ты боялась, а мне было совсем не страшно. Он очень крепко меня держал, он ведь такой сильный!
– Да, детка, господин Генрих очень сильный. А еще он очень добр к тебе. И ко всем нам.
Женщина с нежностью погладила девочку по голове и прижала к себе. Глаза ее наполнились слезами.
– Моя дорогая малышка! – прошептала она.
Генриетта вырвалась из ее объятий.
– Когда же он приедет, мамочка? Я попрошу, чтобы он снова покатал меня на своей огромной лошади!
– Твоего отца предупредили, что господин Генрих приедет сегодня. Точнее никто не знает. Он прибудет, когда сочтет нужным, а мы должны просто терпеливо ждать. Он очень знатный господин, и у него много важных дел. Поняла, детка? Поэтому веди себя смирно и постарайся не испачкать платье.
Женщина посадила девочку на высокий резной сундук и стала поправлять свою черную суконную шапочку, которая частично скрывала волосы.