Лантерн. Русские сны и французские тайны тихой деревни

Никита стоял на небольшой площадке перед входом в комнату. За его спиной чернел уходящий вниз пролет лестницы. «Видимо, мы на втором этаже», – машинально отметил он. С его позиции обзор был ограничен, поэтому он осторожно переместился ближе к двери.

С самого первого шага стало понятно, что с его одеждой что-то не так – двигаться было чрезвычайно неудобно. Он оглядел себя с ног до головы. Короткий приталенный камзол с непомерно широкими плечами, шарообразные панталоны весьма кокетливой длины, в которых для объема было явно подложено что-то мягкое, а под ними то ли облегающие штаны, то ли сшитые из ткани чулки – все это непривычно сковывало движения. Вдобавок шею подпирал высокий сборчатый воротник, а на правое плечо был накинут просторный плащ, стянутый на груди застежкой. Пожалуй, комфортно было только ногам в высоких мягких сапогах на плоской подошве.

Проклиная неуклюжий наряд, Никита проскользнул внутрь комнаты и притаился под прикрытием занавесей у квадратного ложа с деревянными столбиками по углам. Меблировка дома стала несравнимо богаче, чем во времена Бертрана Бонне. Помимо двух резных сундуков и большой кровати, в комнате стояло несколько полукруглых стульев, по всей видимости, складных. Особое внимание Никиты привлек необыкновенной красоты двухъярусный шкафчик – шестигранный, покрытый искусной резьбой сверху донизу. Вне всякого сомнения, это была чрезвычайно дорогая вещь, из чего Никита заключил, что в доме обитала совсем не бедная семья. «Мы, кажется, выбрались из Средневековья. Судя по одежде и мебели, это уже Ренессанс», – предположил он.

Несмотря на очевидный прогресс в качестве жизни, окна были по-прежнему небольшие и очень узкие. С учетом каких-то мутных вставок, заменявших стекла, они пропускали совсем немного света, зато из них ощутимо тянуло холодом – видимо, на дворе стояла поздняя осень или даже зима. Сквозняк лишь отчасти компенсировало тепло большого камина, в котором едва-едва тлели угли.

Женщина с осиной талией одновременно с Никитой заглянула в камин.

– Куда только смотрят слуги?! – возмутилась она и закричала достаточно громко, чтобы поднять на ноги всех обитателей дома. – Шарль! Быстро принеси дров! Огонь в камине скоро погаснет! Шарль!

В глубине дома что-то грохнуло, затем вверх по лестнице затопали торопливые шаги.

– Простите, госпожа! Я как раз собирался принести дрова, – произнес знакомый Никите голос.

Вслед за голосом в комнате появился пожилой человек в оборванной темной одежде и полуразвалившейся обуви. Из-под его бесформенного берета торчали седые космы. Слуга вывалил перед камином охапку дров, опустился на четвереньки и принялся раздувать огонь. Через минуту над углями появились язычки пламени. Старик положил в очаг несколько поленьев, а сам закашлялся, украдкой вытирая рукавом слезящиеся глаза.

– Ты стал такой нерасторопный, Шарль! – в сердцах сказала женщина. – От тебя никакого толку. Смотри, отправлю в амбар таскать мешки, тогда поймешь, что значит работать как следует!

Старый слуга с кряхтеньем поднялся с колен, повернулся к хозяйке и униженно залопотал что-то в свое оправдание.

«Это же старина Эдвард! – изумился Никита. – Или просто кто-то похожий?»

Взгляд старика упал на Никиту.

Шарль вздрогнул и отвесил глубокий поклон:

– Здравствуйте, господин! Простите, я не знал, что вы здесь!

Женщина мгновенно обернулась. Она отшатнулась в испуге, увидев Никиту, а затем склонила перед ним голову:

– О, господин Д’Обинье, я не заметила, как вы вошли! Простите нас за невнимательность! Генриетта, тебе следует поздороваться!

Девочка соскользнула с сундука, торопливо присела в приветственном поклоне и тут же спросила, заглядывая Никите в глаза:

– А когда приедет господин Генрих?

Никита затруднялся ответить. Прежде всего, потому что понятия не имел, о ком шла речь. Однако имя, которым только что назвали его самого, было ему несомненно знакомо. Агриппа Д’Обинье. Рыцарь и поэт. Убежденный приверженец протестантской веры, соратник Генриха Наваррского – будущего короля Франции Генриха Четвертого. «Неплохая у меня роль на сей раз. – Никите стало весело. – Лучше, чем у старины Эдварда, это уж точно! Если это он».

На всякий случай Никита принял важный вид и сделал несколько шагов по направлению к двери. Убедившись, что путь к отступлению открыт, он повернулся к остальным.

– Господин Генрих приедет, когда сочтет нужным, – надменно повторил он слова женщины с осиной талией, пытаясь выиграть время и придумать благовидный предлог для того, чтобы убраться подальше.

И вдруг его осенило: «Если я как будто бы Агриппа Д’Обинье, то господин Генрих – это Генрих Наваррский?! Круто!» О таком знакомстве можно было только мечтать – великолепного Наваррца он считал фигурой во всех отношениях незаурядной.

Никита лихорадочно перебирал в голове все, что помнил из книг об этой эпохе: «Д’Обинье отдалился от Генриха, когда тот в очередной, и уже в последний раз перешел в католичество. Значит, сейчас более ранний период – религиозные войны. Еще до того, как Наваррец, он же Беарнец, стал Генрихом Четвертым».