Это ретушь, устранение лишних деталей или даже дорисовка, это нерезкая оптика, благородные методы печати, все те приемы, при помощи которых фотография в начальный период своей истории добивалась сходства с живописью или графикой. Подобное направление в фотографии — пикториализм — благополучно дожило до наших дней, правда, несколько изменилось. Новые пикториалисты держат в голове другие образцы. Это уже не подражание акварели или импрессионистам, а тот безбрежный океан современного изобразительного искусства, в котором можно выражать себя чем угодно и как угодно. Так что теперь это не только хорошо известная съемка моноклем, но и написание текста по изображению, раскраска его фломастерами или красками и прочее, и прочее.
Только непонятно, сила ли это современной фотографии, допускающей любые течения и направления, или же ее слабость, даже некоторый тупик, в который она попала в поисках «новых» изобразительных средств.
А кроме того, это еще и непобедимые фантазии сюрреализма, обнаруживающие себя в компьютерной фотогра-
фии.
На самом деле сюрреализм — это не обязательно фантазии и монтажи, это одно из прирожденных свойств фото-
графии, о чем говорили многие мастера, тот же Картье-Брессон. Сюрреализм проявляется и в реальной жизни. Это следствие неоднозначности, недоговоренности, часто возникающей странности, символического значения одного един- ственного мгновения, выхваченного из жизненных обстоятельств.
Кроме того, Кракауэр упоминает фотограммы Мэна Рея, а также снимок Моголи-Надя с берлинской радиобашни, когда реальность превращается в набор геометрических форм. Это другая фотография, она возникает в начале XX века и носит название субъективной. «На их фотографиях, — пишет Кракауэр, — мы видим то, что вполне можно увидеть и на картинах абстракционистов или сюрреалистов» (22 - 34).
«...Фотографическое изображение можно и должно изменять так, чтобы снимок отвечал признанным законам изящных искусств, чтобы снимок подчеркивал красоту, а не только показывал правду» (22 - 38), утверждали пикториали- сты в XIX веке. Таким образом, «вольно ли невольно художники-фотографы копировали изобразительное искусство, а не живую действительность» (22 - 28).
«Мы хотим творить!» — восклицали художники-фотографы XX века. «Их словно тяготит необходимость фиксации натуры. Видимо, в их представлении, чтобы слыть художником, нужно подать объект съемки скорее впечатляюще, чем документально. Поэтому они прибегают к всевозможным хитроумным приемам фототехники — вроде негативного изо- бражения, многократной экспозиции и т. п.» (22 - 33).
«Андреас Фейнингер предлагает отказаться от "излишних и раздражающих подробностей" и добиваться "художе- ственного упрощения". «Цель фотографии, — утверждает он, — не в достижении возможно большего сходства с нату- рой, а в создании абстрагированного произведения искусства, в котором композиционное решение важнее докумен- тальной достоверности» (22 - 34).
Главное противоречие между реалистами и фотохудожниками — это, конечно же, отношения фотографии и искус-
ства.
Первые реалисты «не решались признать фотографию самостоятельным искусством, а те из них, кто держался
крайних взглядов, отвергали даже само стремление к художественности снимков» (22 - 29).
«В разрешении этой вечной проблемы современные фотографы-реалисты проявляют нерешительность. Желая доказать художественную природу фотографии, они обычно указывают на то, что фотограф отбирает жизненный мате- риал и поэтому снимки могут отражать его собственное видение мира и обладать эстетической ценностью.
Но достаточное ли это основание, чтобы ставить фотографа на один уровень с художником или поэтом? И можно ли считать снимки произведениями искусства в строгом смысле этого слова?» (22 - 34).
Фотохудожники полагали, что «фотоснимки отнюдь не должны быть простой репродукцией натуры. Фотография, утверждали они, дает художнику не меньшие выразительные возможности, чем живопись и литература. Эти возможно- сти могут быть использованы только при условии, что художник преодолеет специфические "склонности" фотоаппарата и прибегнет ко всем "приемам, трюкам и фокусам" для выявления красоты в сыром материале действительности» (22 - 30).
А вот, что считают фотографы-экспериментаторы: «Искусство, доказывают они, начинается там, где кончается за- висимость фотографа от не поддающегося его контролю материала съемки» (22 - 35).
«Сегодня эти высказанные в XIX веке доводы за и против той или иной тенденции звучат неубедительно. Наивные представления о реализме мешали обеим сторонам понять характер и степень художественной интерпретации, допус- тимой в фотографии. Примитивные взгляды не позволяли им проникнуть в сущность выразительного средства, не яв- ляющегося ни копированием натуры, ни искусством в его традиционном понимании», — заключает Кракауэр (22 - 30).