Лара. Нерассказанная история любви, вдохновившая на создание «Доктора Живаго»

Что до Ольги, она, хоть и знала теперь, что является «избранницей» Бориса, все же не стала официальной избранницей – его женой. Но разве после преданности, которую она ему доказала в полной мере, он не был обязан заключить с ней брак? Мгновения благодарного единения вскоре стали прерываться ее «бабьими бреднями»:[337] «Хотелось, наверное, сочувствия и признания»,[338] – писала она. Борис, верный себе, осыпал ее пламенными декларациями своей неподражаемой мистической любви, однако отказывался оставить Зинаиду. Он утверждал, что жалеет супругу, и пытался уверить Ольгу, что ей достается намного бо́льшая его, Бориса, часть, что она понимает самую его сущность. Ольга колебалась между удовлетворением и разочарованиями, жаждая публичного признания ее роли и положения в его жизни. Почему он не может совершить решительный поступок, уйти от Зинаиды и публично предъявить на нее, Ольгу, свои права? Она вспоминала их типичный спор – или, скорее, монолог Бориса – на эту тему:

«Ты мой подарок[339] весенний, душа моя, как хорошо сделал Бог, что создал тебя девочкой… Олюшенька, пускай будет так всю жизнь – мы летим друг к другу, и нет ничего более необходимого, чем встретиться нам с тобой… и не нужно нам больше ничего – не надо ничего подсказывать, усложнять, кого-то обижать… Разве ты хотела бы быть на месте этой женщины? Мы годами уже не слышим друг друга… И конечно, ее только можно пожалеть – она всю жизнь была глухою – голубь напрасно постучался к ней в окно… И теперь она злобится на то, что ко мне пришло настоящее – но так поздно!»

Борис категорически возражал против того, чтобы торопить развитие их отношений. Он продолжал – вот проявление слабости – рассчитывать, что их жизнь сформируют некие внешние обстоятельства.

Несмотря на это, лето 1954 года стало для любовников одним из самых счастливых периодов. Проведя почти четыре года в тюрьме, Ольга «с трудом и радостью осознавала чудо возвращения в жизнь[340]». Поскольку Борис не желал сам разрешать свою сложную семейную ситуацию, он был в восторге, когда судьба стасовала ему новую карту. Ольга обнаружила, что снова беременна. «Вот так и должно быть,[341] – говорил он, – это поставит все на свое место, столкнет всех лбом, и как-то сам по себе подскажется выход из положения; но как бы то ни было, неужели для нашего с тобой ребенка не найдется места на земле?»

Беременность развивалась, и Ольга беспокоилась, что Ирина негативно воспримет новость о ней, что она не одобрит мать. Когда стало уже невозможно скрывать факт беременности, Ольга отослала Марию вместе с Ириной и Митей к тетке в Сухиничи, к западу от Москвы. А Зинаида в это время повезла своего с Борисом сына, Леонида, на каникулы в Ялту.

Это позволило Ольге безраздельно наслаждаться обществом Бориса в Переделкине, обеспечивая ему эмоциональную поддержку, в то время как он стремительно продвигался в работе над романом. Экземпляры почти законченной рукописи ходили по рукам; многие ждали ее выхода в форме книги и в литературных журналах – в виде серии публикаций «с продолжением». Нередко упоминали даже имя редактора,[342] поскольку одновременно к печати готовился большой сборник стихов Пастернака.