Ларчик для Алмаза

Отец умер от инфаркта, это было записано в свидетельстве о смерти. Макар принес Алмазу тонкую больничную карту из трех листов и рассказал, что отец дважды обращался к врачам, категорически отказывался от госпитализации и прекрасно знал, что, оставаясь в одиночестве на заимке, увеличивает риск внезапной смерти. Может быть, не верил врачам, считал, что пугают. Может быть, положился на волю Линуша. Уже не спросишь.

Алмаз собирался съездить на заимку в Прощальную Седмицу, чтобы умилостивить домовых и лесных духов, отнести на могилу отца-омеги традиционный открытый пирог «калитку», разломить на куски, даря угощение птицам и мелкой живности. Собирался, да не собрался – и осень, и зима выдались сурово-холодными, а по работе на него свалилось столько заказов, что ни вздохнуть, ни продохнуть.

Он поддерживал контакт с Макаром – чаще перезванивался, чем встречался. Выслушивал рысью болтовню, однажды согласился на посиделки в тихом кафе и познакомился с его мужем Виктушем, крупным альфой, служившем в силовом подразделении ФССПД. В разговоре выяснилось, что семейство рысей записано в очередь на его вежу. Алмаз удивился тому, что его не попросили без обиняков, и выполнил заказ в кратчайшие сроки, не слушая возражений Макара – «что ты, я не имею права пользоваться служебным положением!». Рыси жили вместе уже пять лет, но не могли завести котенка. Алмаз подсадил в вежу один маленький конус с кисточками на ушах и подумал, что если потом захотят второго, то он добавит.

В апреле, за неделю до Вороньего праздника, Макар отвез его к нотариусу, чтобы зарегистрировать заявление о вступлении в наследство. После долгих уговоров. Алмаз противился – сам не зная чему. Тогда у него впервые появилось плохое предчувствие – не хотелось владеть ни домом, ни землей. Нотариус заверил его в том, что он единственный законный наследник: отцы не состояли в браке, других детей не было. Вернувшись в коттедж, Алмаз долго разбирался в собственных чувствах, и решил – нужно отвезти угощение. Сразу всем: и отцу, и воронам, и духам.

Он хорошо подготовился: испек пирог с рыбой, румяных птиц, вырезанных из теста. Выгладил чистый носовой платок, завязал в углы мелкие монетки, чтобы отдать плату лесу и тундре. Оформил отпуск и уехал. Добирался сначала поездом, потом бежал на лапах, таща на спине поклажу.

Отцовский дом встретил его морозной пустотой и плесенью, затаившейся в углах. Алмаз испытал щемящее чувство стыда – это он допустил, чтобы зима изгнала жизнь из жилища, не выставил заслон из тепла. Его закружил круговорот неотложных дел – мелкий ремонт, ревизия припасов, обновление лент на деревьях, разграничивающих участки. В Вороний День он старательно разложил испеченных птичек на могиле отца, долго подбирал слова, чтобы поговорить с духом покойного, но так ничего и не сказал.

Отец-альфа явился через три дня после праздника, когда Алмаз уже собирался в дорогу. По-хозяйски подогнал машину к крыльцу, прошелся по комнатам, постоял возле красного угла с плетенками, вежей и пучками сушеных трав. Оценивающий взгляд заставил поежиться. Алмаз ответил на скупые вопросы о жизни и работе, подтвердил, что ему скоро исполнится двадцать лет.

– В наследство вступил? – неожиданно спросил отец.

– Подал заявление. Сказали – когда все будет оформлено, пришлют уведомление о пошлине.

– Хорошо.

На этом разговоры закончились – отец отвез Алмаза на железнодорожную станцию в полном молчании. Высаживая из машины, знакомо коснулся лба, пробормотал: «Да пребудет с тобой благость Линуша».

Вернувшись в Хвойно-Морозненск, Алмаз постарался забыть и поездку в отцовский дом, и неожиданную встречу. Он не успевал выполнять заказы: очередь росла, как дрожжевое тесто возле печки, под мастерской и в поселке появлялись желающие заплатить больше и ускорить процесс. Алмаз от них успешно ускользал, перекладывая общение на администраторов Центра, и тихо ругал моду на свои вежи – это вынуждало работать без выходных, не разгибая спины.

В свой двадцатый день рождения он неожиданно получил кучу подарков: от начальства, Макара, соседей и заказчиков, прознавших о праздничной дате. Пришлось переступить через себя, принести на работу торт и вытерпеть чаепитие с разговорами. Не обошлось без вопросов: «Себе-то когда вежу будешь клеить? Присмотрел уже подходящего альфу и дупло?» Алмаз принужденно улыбался и неопределенно качал головой, мечтая о возвращении в коттедж, где можно будет запереть дверь и побыть в одиночестве. Желание исполнилось – он отказался от посиделок с Макаром и его мужем, провел спокойный вечер, читая копию старинной рукописи с наговорами для Вороньего праздника, и отлично выспался. Неприятности начались утром, словно переход в двадцать первый год жизни развязал накопленный мешок бед.