Когда директор поравнялся с ребятами, они вскочили:
— Здравствуйте, Илья Данилович.
— Добрый день, ребята, — директор школы снял очки, посмотрел на ребят, а затем снова водрузил их на нос. — Я вижу, ты уже в порядке, — сказал он Ларину. — У меня для тебя есть новость.
«Надеюсь, хорошая», — вдруг подумал Ларин.
— Ты, наверное, скучаешь по своим знакомым и друзьям?
Ларин не нашёлся, что ответить. Его уже давно не удивляло, что учителя школы всегда и обо всём знали. Илья Данилович вытащил из заднего кармана брюк письмо.
«От дяди Павла», — быстро пробежав глазами фамилию, мальчик спрятал конверт в карман.
— Ну ладно, я пошёл, — директор улыбнулся и зашагал к дому.
— Спасибо, — сказал Ларин.
— Если у тебя нет родителей, то кто пишет?
— Хорошие знакомые.
— А-а, — сказала Земфира, смешно сложив губы трубочкой.
— Сейчас посмотрим, что они пишут.
— Почему они? — не без интереса в голосе осведомилась девочка.
— Потому что у папиного друга есть дочка, моя ровесница, зовут её Кристина.
Он раскрыл конверт и принядся читать.
— Это твой платок? — Земфира держала в руках зелёный клетчатый платок.
— Нет, — сказал Ларин и вытащил из кармана брюк свой, синий.
— Значит, это Ильи Даниловича, — она посмотрела на дорожку, но директора уже не было видно.
Цыганка вертела в руках аккуратно сложенный платочек. На уголке был вензель «И. П.», вышитый золотыми нитками.
— Точно, это его. Наверное, Наталья Ивановна расстаралась, — Земфира провела кончиками пальцев по платочку, пальцы задрожали. — Ну что пишут? — спросила она, глядя на Ларина, протирающего очки.
— Пишут, что у них всё хорошо, Кристина перешла в школу с углублённым изучением английского языка и, возможно, вообще уедет учиться в Лондон. А так ничего интересного. Приглашают на каникулы.
— Поедешь?
— А куда мне ещё ехать? Либо к ним, либо к бабушке.
— Бабушка тебе пишет?
— Нет, пока писем от неё не получал.
— А она знает, что ты в этой школе?
— Наверное, знает. Я её адрес Илье Даниловичу говорил, значит, ей всё известно.
Земфира крепко сжимала в кулаке платок.
— Нужно вернуть его хозяину…
— Значит, ты мне не хочешь помочь?
— Я не могу тебе помочь, ты извини меня, Пётр. Если завуч узнает, мне здесь больше не учиться.
— Понятно, — Ларин спрыгнул со скамейки. — А где Софья, не знаешь?
— Да где ей быть, она на учёбе завернутая. В библиотеке сидит, книги старинные листает. Ты вообще заходи к нам в гости, я тебе на гитаре лучше сыграю, а Софья споёт.
— Загляну как-нибудь, — пообещал Ларин и потерял к Парамоновой всякий интерес.
Та осталась сидеть на скамейке, сжимая директорский платок с монограммой между ладонями.
— Ларин! Ларин! — Пётр остановился. Его нагнал Артём Шубин. — Где ты шатаешься полдня? Ты же мне обещал партию в шахматы, — и, не дожидаясь объяснений, схватил Ларина за локоть, поволок в здание бывшей графской фабрики.
Через пять минут они сидели за столом. Фигуры были расставлены, и мальчики успели сделать по нескольку ходов. Артём, в отличие от своего соперника, думал над каждым ходом по нескольку минут, и чем дальше заходила партия, тем длиннее становились паузы между ходами.
— Ты что, корову проиграть боишься? — пошутил Ларин.
— У меня манера такая, я из десятков отличных вариантов выбираю самый лучший, я всё стараюсь рассчитать.
— А я играю как получится, — Пётр встал из-за стола. — Ты пока думай, а я по комнате ходить буду. Не могу сидеть на одном месте как вкопанный.
— Ходи на здоровье.
Ларин сходил к двери, постоял у кровати. Затем услышал, как стукнула о доску фигура. Он взглянул и подумал: «Я так и знал, что он конём пойдёт. Тоже мне, думал целых десять минут, а такой глупый ход сделал! Всё-таки отец хорошо научил меня играть в шахматы!»
Пётр двинул ладью и напал ею на слона.
— Только, чур, давай не будем друг у друга мысли читать!
— А у меня нет никаких мыслей, и твои я читать не собираюсь.
Ларин понял: Шубин попал в трудную ситуацию и думать будет не меньше пятнадцати минут.
«Если дело пойдёт так и дальше, то эту партию мы закончим только к полуночи, — рассчитал Пётр. — Интересно, что сегодня на ужин? Воскресенье всё-таки, наверное, чего-нибудь вкусненького дадут. Вот было бы хорошо, если бы пирог с яблоками».
Ларин зажмурился. Затем открыл глаза. Перед ним пронеслась картина столовой, где две поварихи ставили в духовой шкаф чёрные противни с белым тестом.
— Жаль, — сказал Ларин.
— Чего тебе жаль? — грызя ноготь, не отрывая глаз от доски, сказал Артём.
— Чего, чего, я рассчитывал яблочного пирога порубать, а придётся довольствоваться пирогом со сливами.
— А ты откуда знаешь? На кухню заглядывал, что ли?
— Да, только что.
— Бывает, — сказал Артём, погружённый в обдумывание хода.
Ларин продолжал:
— А если бы я захотел сделать пирог не со сливами, а с яблоками, завуч расценил бы это как хулиганство? Ну мелкое такое?
— Да отстань ты от меня, дай подумать.
— Ладно, не буду отвлекать. Хочешь, ход подскажу?
— Отстань! А то сейчас в тебя шахматами запущу.
— Не буду, не буду, — замахал руками Ларин, подошёл к широченному подоконнику, уселся на него с ногами.