Ларин Петр и волшебное зеркало

Предначертание вело чайку Маргариту в её одиноком полёте через безбрежный океан. Она направлялась вовсе не на Шустрый, как думал Пётр; её целью был Птичий Базар — скалистый островок, где она впервые увидела свет, вылупившись из яйца. Там она училась летать и плавать, там поймала свою первую рыбу, и именно туда она держала путь. Добравшись до места, Маргарита отдыхала ровно три часа, после чего переговорила с собравшимися вокруг неё друзьями, соседями и многочисленными родственниками. Закончив беседу, она поднялась в воздух и полетела на юго-запад — обратно. Через пять минут Птичий Базар опустел — впервые с тех пор, как его чёрные скалы поднялись из морской пучины. Неделю спустя неисчислимое птичье воинство обрушилось на Мёртвый Материк и после длившейся двое суток битвы навеки очистило небо от драконов-охотников. То было воистину грандиозное воздушное сражение, но это совсем другая история.

Пётр ничего обо всём этом не знал; что же до Королевы, то ей было известно многое, и поступавшие отовсюду новости казались ей тревожными и радостными одновременно. Она была могущественна, как никогда; Властимир Могучий, единственный враг, которого она по-настоящему боялась, наконец-то перестал таиться и открыто бросил ей вызов, тем самым подписав себе смертный приговор. В его силе таилась его слабость; он был слишком добр, а значит, чересчур мягок. Он позволил мальчишке уговорить себя ввязаться в безнадёжную драку, а это было именно то, чего так много лет ждала Её Величество. Отставной волшебник, как и все жители Островов, придавал слишком большое значение пророчеству Большого Илла, и эта вера в несбыточное погубила его.

Вспомнив о пророчестве, Королева мрачно усмехнулась. Мальчишка, каким-то чудом завладевший зеркалом Входа и проникший на Острова, действительно представлял для неё грозную опасность, но только в одном случае: ни при каких обстоятельствах Королеве нельзя было с ним встречаться. Он был ребёнок, но он умел колдовать и мог как-нибудь исхитриться сообщить её имя Властимиру Могучему даже за мгновение до смерти. Тогда старый фокусник получил бы над ней власть и мог бы сделать с ней что угодно: лишить престола, отобрать золото, изгнать с Островов, а то и вовсе превратить в какое-нибудь тихое насекомое вроде комара.

Но враги не знали, в чём сила пророчества. Они думали, что мальчишка сам по себе наделён какой-то немыслимой магической мощью, способной в одночасье разрушить вековые чары и развеять по ветру её королевство. Они носились с ним как с писаной торбой, опекали его, берегли и защищали даже ценой собственных жизней. Глупцы! Теперь, когда все бунтовщики вместе со своим драгоценным Лариным Петром собрались в одном месте, на острове Шустром, Её Величеству ничего не стоило прихлопнуть это змеиное гнездо одним ударом.

Что она и собиралась сделать.

Её Величество сидела в Золотой гостиной, изящно облокотившись на голову золотой пантеры, и бездумно скользила глазами по строчкам написанной Кассиусом Крайком поэмы. Это было первое литературное произведение чернокнижника, не имевшее отношения к магии. Кранк писал поэму восемьдесят четыре года; она получилась чудовищно длинной, умопомрачительно скучной и была целиком, от первой до последней строчки, посвящена Её Величеству. Хотя любившая комфорт Королева перенесла в Стеклянный Дворец из своего мира достаточное количество бумаги и шариковых авторучек, чёрный маг предпочёл действовать по старинке и написал поэму на пергаменте. Теперь длиннейший свиток лежал на специальной подставке рядом с кушеткой в виде пантеры. Уже просмотренная Королевой часть поэмы громоздилась на полу беспорядочным ворохом желтоватого пергамента, исчерченного неровными чёрными строчками, но оставшееся всё ещё очень смахивало на свёрнутую в толстый рулон ковровую дорожку. Её Величество читала, время от времени длинно зевая и нетерпеливо покусывая золоченые ногти. Её одолевала скука и раздражение; временами ей хотелось зашвырнуть пергаментный свиток куда-нибудь подальше, но Королеве не хотелось лишний раз обижать Кранка: сейчас от него слишком многое зависело.

«Поэма, — сердито думала она, косясь на громадный свиток, под тяжестью которого золотой пюпитр заметно прогнулся. — Килограммов пятнадцать, а то и все двадцать. Лучше бы раздобыл кусок золота такого же веса, литератор…»

Взгляд её вернулся к только что прочитанным строкам. Королева нахмурилась, потом удивлённо подняла брови, а потом прочла вслух:

Кораллы губ твоих алеют
Тысячелетьям вопреки,
 И никогда не побелеют
Твоих предплечий волоски…

Королева осторожно, чтобы не рассыпалась причёска, тряхнула головой и в недоумении огляделась по сторонам.