Лариса

— Не к спеху, — сказал Павел, но руку Юрлова пожал и под взглядом Веры и Юрлова пошел домой — сначала чинно, не торопясь, а потом, свернув за угол, засеменил, заспешил, как мальчишка на свидание.

Изба Дарьи.

Дома Павел застал только Дарью. Глянул на пустой стол, на мать, мывшую грибы. Спросил:

— Андрюшка-то где?

— Господь с тобой, — ответила Дарья. — Откудова ему взяться?

— Андрюшка, выходи, — сказал Павел. — Видели тебя. Неча теперь прятаться.

Андрей, улыбаясь, вышел из-за печи.

— Здорово!

— Здоров.

Поздоровались скупо, по-мужски.

Павел кинул на подоконник кепку, сел к столу.

Дарья подала две сковородки горячего. Выставила вина. Делала все споро, ловко — рада была приезду внука. Павел налил в стаканы, но пить не стал — разглядывал сына.

Андрей чокнулся первым.

— Ну дак, чего?

Выпили. Андрей с молодым, неутомимым аппетитом навалился на сковородку с грибами. Спросил с набитым ртом:

— Че, из заветных мест?

— Да их нынче кругом — пруд пруди.

— Знаю я тебя, опять сами в лукошко прыгали?

— Че помнишь? — Дарья удивилась, обрадовалась детской памяти внука.

— А-то.

— Ну дак, вместе тады сходим. Ягоды уродились!.. — Дарья вышла в сени, взять самовар.

Павел спрашивал (за кадром):

— Как там завод-то?

— Нормально.

— На побывку к нам? Или как?

— Уволился, — сказал Андрей.

Дарья вернулась к столу.

Павел перестал есть, положил ложку.

— Как это — уволился?

— Написал заявление. Сдал в общаге постель. Трудовую в зубы. И — привет!

— Дак пошто так-то? — тихо спросила Дарья.

Андрей глянул на нее. Не ответил. Налил себе, выпил.

— Мало зарабатывал, что ли? — спросил Павел.

— Да не в этом дело.

— В чем же?

— Неизвестно… Завод. Он для пожилых, для семейных. На пенсию оттуда уходить.

Андрей отодвинул еду.

— А я хочу мир увидеть, побывать везде… Время такое счас — как можно усидеть! Вы вот, хотели бы сидеть, а вас поднимают, заставляют двигаться. Время такое!.. Живое, все в движении.

Дарья и Павел молчали, не ожидали такого напора. Наконец Павел спросил:

— Так куда теперь?

— Может, на ГЭС. На всю страну стройка. Ее отгрохают — тыщу лет простоит. Опять же хочется, чтобы видно было твою работу.

Павел оживился.

— Пожалуйста, шофером в новом поселке, что твой город — чем не видная работа?

— Ой, отец… — скривился Андрей от непонимания.

— И потом, — с усмешкой добавил Павел, — ее, ГЭС-то, без тебя успели отгрохать. Затопление на носу.

— Хватит и на меня! Там сейчас — самый интерес…

— Дак ты че, туда метишь, где Ангару запружают? — забеспокоилась Дарья. — Другого-то места не нашел?

— Плохое, что ль, место? — засмеялся Андрей. — На электричество наша Матёра пойдет. Пользу начнет приносить людям.

— А то она, христовенькая, во вред тут стояла, — ответила Дарья.

Хлопнула дверь. В избу ввалился Петруха с гармонью.

— Ты, подгорна, ты, подгорна.
Ты, подгорна — улица…

Рывком сдвинул мехи, кинул гармонь на лавку.

— Привет рабочему классу от трудового крестьянства!

Прошел к столу. Поздоровался с Андреем за руку. Выставил на стол бутылку дешевого вина.

— Убери, — сказал Павел.

— Не гордые, уберем, — охотно согласился Петруха. — Нам больше достанется. Тетка Дарья, позволь-ка аршинчик.

Взял стакан. Отошел к двери. Сел на порог. Зубами сорвал с горла фольговую пробку.

— Сядь, как люди, к столу, — сказал Павел. — Картошка вон, с грибами, горячая.

— Ну ее! Без закуски-то скорей заберет…

Налил до краев стакан. Взял, деликатно оттопырив мизинец с нестриженым ногтем, сказал «будем» и, запрокинув худой, небритый кадык, выцедил стакан до дна. Поставил в ногах, налил еще раз, но пить покуда не стал, достал мятую пачку папирос. Закурил. Выпустил дым из ноздрей и даже из ушей, поглядел на Андрея.

— Воздухом к нам подышать? Или как?..

— На ГЭС собрался. Романтику искать, — сказал Павел.

Петруха радостно вскинулся на Андрея.

— Да ты че! Может, вместе махнем, а?

— Тебя-то уж там давно поди поджидают, — сказал Павел.

— А че! Хужей других, что ли! Мне только за избу деньги получить и — вольная птица.

— Дак ведь получал уж, — сказал Павел.

— Сколь там получал-то? Аванс! — с презрением сказал Петруха.

— Это ж музейная вещь! Ей цены нет! Матёру сковырнут — что останется? Памятник с моим именем: «Изба Петра Зотова». Так что я-то в порядке. Не зря, как говорится, жил и работал. А ты — аванс! Да ей три тыщи цена, не мене!

— Тебе счас три сотни дай, дак ты ее с печью и усадьбой отдашь, не оглянешься.

— За три, может, не отдам, а за пять — берите. Вашу во сколь оценили? В пятьсот?.. Ну, вот, лучше пятьсот в руках, чем три тыщи в небе, правильно? Музей этот дождется, что пожгут ее, как рядовую… Могу я такое допустить?!.. Чтоб памятник?! А?! То-то.

Петруха налил стакан.

— Че молчишь, Андрюха?.. ГЭС, говоришь?

Андрей, скосившись на Дарью, помялся.

— Ну, это еще так… посмотрим.

— А че? Давай ГЭС. Вместе, дак вместе. Опять же — передний край! (За кадром.)

— Война, что ли, передний край? — не пропустил Павел.