Ларк-Райз

Странно, но, хотя эти женщины были благодарны своим дочерям и любили их, на первом месте у них, кажется, всегда были сыновья, которые оставались дома и едва зарабатывали на свое содержание. Если случались какие-нибудь затруднения, нельзя было взваливать их на мальчиков; если обнаруживалась нехватка чего-либо, мальчик все равно получал свою долю сполна; воскресные наряды мальчиков чистили и убирали за них; их рубашки должны были быть особенно хорошо выглажены, а для их обеденной корзинки приберегались самые лакомые кусочки. Недаром отцы порой ревновали и восклицали:

– Наша мать сделает из этого парня заправского дурака!

Несколько девушек были помолвлены с юношами из деревни, и, после нескольких лет отношений, поддерживаемых в основном с помощью переписки, поскольку встречались они редко, лишь во время летнего отпуска девушки, молодые люди женились и селились в Ларк-Райзе или поблизости от него. Другие обзаводились семьями и оседали вдали от родного дома. Хорошей партией считались мясники и молочники, возможно потому, что они часто наведывались в дома, где служили девушки. Девушка из деревни выходила замуж за молочника или мясника в Лондоне или другой отдаленной части страны, а через несколько лет пара приобретала собственное дело и начинала процветать. Одна уроженка Ларк-Райза вышла замуж за дворецкого и вместе с ним построила доходный дом на Восточном побережье; другая стала женой лавочника и, навещая родителей, проявляла поразительное отсутствие такта, так как брала с собой няню, чтобы та помогала присматривать за детьми. Няню эту наперебой приглашали во все коттеджи и усердно выуживали из нее информацию о семейной жизни своей бывшей землячки; но на саму Сьюзи взирали с прохладцей: она преступила общепринятые нормы. Девушки, вышедшие замуж, оставались верны старому обычаю летом гостить у родителей, и внешние признаки их благополучия должны были быть неприятны молодым женам батраков, вернувшимся к прежнему образу жизни.

Без девушек молодым людям в деревне было бы скучно, если бы в пределах пешей досягаемости не было других девушек в услужении. Воскресным днем те, кто еще был свободен, надевали свой лучший костюм, хорошо начищенные ботинки и, заткнув за ленту шляпы цветок, отправлялись ухаживать за молочницами с соседних ферм или младшими служанками из богатых поместий. Уже обрученные парни поднимались наверх, чтобы написать еженедельное письмо невесте, так что в окне второго этажа нередко можно было увидеть физиономию, жующую кончик пера и уныло озирающую пустынную улицу.

Тогда не было ни танцев в сельских клубах, ни кинотеатров, ни дешевых экскурсий, на которых можно было с кем-нибудь познакомиться; но время от времени кто-то из помолвленных юношей шокировал общественное мнение, загуляв с другой девушкой, пока его нареченная была в отъезде. Когда парня обвиняли в том, что он «не верен Нелл», он заявлял, что это была всего лишь дружба или просто небольшое развлечение; но мать Нелл и его собственная родительница думали иначе и изводили его попреками до тех пор, пока встречи с новой возлюбленной не прекращались или не становились тайными.

Но когда домой в отпуск наконец приезжала сама Нелли, об отступничестве никто не упоминал. Каждый вечер соседи, подглядывающие из-за занавесок, видели, как эти двое выходят из своих домов и идут в одном направлении, правда пока не вместе, ибо это было бы сочтено бесстыдством. Как только молодые люди скрывались из виду, то тут же сближались, брались за руки и гуляли по полям среди созревающей пшеницы или останавливались у перелаза и шептались, целовались и миловались, пока не сгущались сумерки и девушке не приходило время возвращаться домой, ведь порядочная особа не должна показываться на улице после десяти часов. Это блаженство длилось всего четырнадцать вечеров, а все остальные вечера в году были одинокими, и это в течение не одного, а шести, семи, даже восьми лет. Бедные влюбленные!

Хозяйки обычно говорили – а те счастливицы, которые до сих пор держат служанок, наверное, говорят до сих пор, – что в течение первых нескольких дней после возвращения к своим обязанностям девушки бывали угрюмы и рассеянны. Без сомнения, так оно и было, ведь все их помыслы, вероятно, были о дорогих близких, оставшихся дома, и до новой встречи должно было пройти еще много долгих, бесконечно одиноких месяцев. Это время проявить немного терпения и каплю человеческого сочувствия, чтобы помочь девушке привыкнуть, и если это терпение и сочувствие проявляют, как до сих пор бывает во многих домах, несмотря на газетные измышления, то юная душа скоро переключится с воспоминаний о былом на мечты о будущем.