Читаем Ларочка полностью

В общем, допрос прекращался печатным поцелуем в говорящие губы.

– Нет, ты все-таки скажи…

И так далее.

В конце концов Лариса сообразила – не идиотка, – что ворота на секретную территорию прямолинейным напором любопытства не распахнешь. Наоборот, можно только раздражить человека, он и так приоткрыл для нее немало.

– Ладно, не злись. У меня ведь не бабское любопытство. Я дочь офицера…

– Ты любишь военные фильмы и в детстве мечтала, чтобы Чапаев доплыл, а не утонул.

– Разве я тебе об этом говорила?

– Да. Еще когда вы с Прохановым приезжали навещать какого-то мальчонку в дивизию.

– А-а…

– Я еще тогда запомнил, мне еще тогда понравилось. Я тоже болел за Чапаева. Когда был маленький. В кино в деревне.

Лариса легла на спину, закрыла глаза:

– Да, это не оригинально. Я читала где-то, что многие дети… И плевать, что не оригинально. И плевать, что ты не оригинальный, не артистичный.

– Да, я не артистичный. – Белугин поправил козырек фуражки на носу.

– Не обижайся.

<p>30</p>

Да, можно сказать, что товарищ Конева была практически счастлива. Были только два подводных камня в чистом потоке, по которому рулила ее любовная лодка.

Первый – семейная крепость генерала.

Ее она надеялась взять с помощью союзницы.

Агапеева охотно дала всю секретную, и не очень, информацию на этот счет. Конечно, женат, двое детей. Старший сын только что комиссован и теперь осваивает собственную автомастерскую. Второй сын второклассник, и ничего больше о нем не скажешь.

Жена, стареющая, пообтрепанная, недоумственная оголтелая наседка. Супругов уже давно ничего не связывает, кроме имущества и детей. Никаких живых отношений уже ряд лет. Лариса охотно верила, почему-то в такие вещи женщинам верится очень легко. Впрочем, генерал давал основания для этого легковерия, на Ларисиных простынях он был голоден, как курсант.

И вообще, как можно спать с курицей?! Лариса мысленно именно так называла соперницу.

Злая, ехидная, подозрительная, женщина-заноза, дополнительно сообщила Агапеева. Да еще скандалистка, тупая, визгливая, и доносчица, чуть что – с рапортом в политотдел. Этим она его раньше держала.

– Да-а?

– Да, да, знаешь ли, у нас это сильненькое средство – проткнуть карьеру мужу. Начальство ведь раньше как думало, если не можешь управлять своей бабой, как ты будешь управлять своей бригадой?

– А теперь как думает?

– Теперь проще, партийной линии нет, маршалы и те разводятся.

Эти разговоры Ларису вдохновляли. По всему выходило, что Белугину некуда деваться, кроме как в ее отремонтированную заводь.

Вторая печаль – сын.

С ним ничего нельзя было поделать. Он со всем соглашался. Разговор с ним – трамбование тумана. Лариса, например, столько потратила на истребление в нем неуместного, нелепого здесь, среди московской жизни, белорусского патриотизма, а потом как-то из случайной его оговорки выяснилось, что он и не собирался за него цепляться. Что давно уж числит себя скорее москалем, чем кем-то еще.

Сначала она решила, что он над ней издевается. Громадна сила безответности. Непокорима твердыня покорности. Нет, он даже не издевался. Это было бы началом какого-то диалога. Да, мол, мамочка, я до такой степени плевать хотел на твой взрослый, дурацкий, подлый, гадкий мир, что вот так себя веду.

Привычным, понятным конфликтом по типу «отцы и дети» тут и не пахло. Он не только ничего не противопоставлял матери, он ничего и не отвергал из того, что она на него вываливала в качестве идеалов.

Список обязательной литературы:

1. Афанасьев «Народные русские сказки».

2. «Тихий Дон» и «Тарас Бульба».

3. Нечволодов «Сказания о русской земле».

4. Ильин.

5. Солоневич.

6. Чивилихин.

7. Селезнев о Достоевском. Сам Достоевский отложен на попозже.

Ждала если не бунта, то отлынивания. Через два месяца тихий от него доклад: прочел все. И в таком тоне, что как будто готов сдать экзамен по прочитанному.

Компьютер. Сначала подарила, причем самый навороченный. Потом запретила им пользоваться. Не совсем, конечно, а чтобы в меру, не круглые сутки. Доклад Лиона Ивановича: все честно, не более трех часов в день. Даже напоминать не приходится.

Сама понимала, что главный недостаток их отношений – абсолютное отсутствие ну хоть какой-нибудь задушевности. Нет, Лариса готова была к любой открытости со своей стороны. О чем бы Егор ни спросил, ему было бы отвечено, и максимально откровенно. И об его отце, и о ее политической платформе, но он ни о чем не спрашивал.

Начать откровенничать самой?

Вывалить на него все, завести разговор о своей жизни. Садись, сынок, поговорим. Во-первых, она не была так уж уверена, что это нужно, и нужно именно сейчас, а во-вторых, сразу возникал вопрос – с чего начать, чтобы не перепугать каким-нибудь непереваренным куском откровенности? Детская психика легче всего травмируется правдой жизни.

Надо было бы понять, что ЕМУ интересно.

ЧТО ему интересно?! Как это выведать. Животные? Марки? Наркотики? Женщины?

Перейти на страницу:

Похожие книги