А потом он сделал то, чего никак нельзя было ожидать от здравомыслящего и благоразумного человека — быстренько собрался, положил в карман деньги и ушел из дома.
Во дворе он открыл ракушку, сел в машину и поехал в близлежащий гаражный кооператив. Там в одном из боксов несколько умельцев занимались ремонтом фар и стекол.
Уже через полчаса стекло стояло на своем месте.
Алексей Борисович почувствовал приятное томление. Все-таки он тоже был из великого племени охотников! Азарт разбирал его — жажда погони нагнетала в кровь огромные порции адреналина!
Он сел за руль, включил магнитолу погромче и… взял курс на Гагарин!
На этот раз дорога показалась ему знакомой и совсем недолгой: он уже третий раз ехал по ней. Но теперь все приобретало другое значение, имело другой смысл.
Алексей Борисович положил себе под ноги, под резиновый коврик, небольшую монтировку — это вселяло в него некоторую уверенность.
Болтушко свернул с трассы на Вороново и поехал к стоянке. "Лобное место" — как он мысленно про себя ее окрестил — "место, где мне дали в лоб": Алексей Борисович не терял присутствия духа. И чувства юмора.
На стоянке все было по-прежнему: летнее кафе, столик под линялым зонтом, мангал под навесом и сонный Армик, раздувающий угли. Не было только мальчишки, торгующего рыбой.
Болтушко съехал с дороги и остановился рядом с Армиком: тот его сразу узнал и приветливо заулыбался. Алексей Борисович вылез из машины и протянул ему руку:
— Здравствуй, Армик!
— Здравствуй, дорогой! Как дела? Стекло уже вставил? Молодец! Я же говорил — машина будет лучше новой, — он внимательно рассматривал лицо Болтушко. — А это заживет, — он показал на синяки.
Алексей Борисович согласно кивнул:
— Да. Послушай, Армик. Тот мальчик, который торгует рыбой, он не появлялся?
Армик покачал головой. Лицо его омрачилось:
— Нет, я его с тех пор не видел. Как убежал в субботу, так и все. Пропал. Вчера не приходил, даже рыбу свою не забрал. Люди спрашивают, почем рыба, а я говорю — не знаю, не моя. Сегодня его тоже нет. Подожди, может быть, еще придет… Не знаю.
— Понятно. Нет, Армик, я ждать не могу. У меня в городе дела. Давай так договоримся — я вечером заеду, и ты мне расскажешь, приходил он или нет. Если вдруг придет, передай ему вот что: пусть вернет камеру, и, главное, кассету. Я ему ничего за это не сделаю, наоборот — хорошо заплачу. Передашь?
— Передам.
— Ну ладно. Пока. До вечера, — Болтушко пожал ему руку, сел в машину и собрался уезжать.
Армик жестом остановил его, подошел ближе и, озираясь по сторонам, спросил:
— Слушай, а ты в милицию заявлял?
— О чем? — не понял Болтушко.
— Ну, обо всем. О том, что тебя избили, о том, что камера пропала?
Алексей Борисович пожал плечами:
— Да нет, не заявлял. А что?
— Ты про меня никому не говори. Я все равно скажу, что ничего не видел.
— А-а-а, ты про это, — Болтушко махнул рукой. — Да это я сразу понял.
— Что ты понял? — не отставал от него Армик. — Ты думаешь, я их боюсь? Ничего я не боюсь. Но у меня дома — жена и дети. Их надо кормить. Я здесь немножко заработаю — им деньги отправлю. А если не заработаю — они останутся голодными.
— Не волнуйся, Армик, — успокоил его Болтушко. — Я сам разберусь, без милиции. И про тебя я никому ничего не скажу.
— Не скажешь? — недоверчиво спросил Армик.
— Не скажу, — он помолчал. — Вот видишь, если ты не хочешь быть свидетелем, тем более мне нужна эта пленка, понимаешь?
— Да, — Армик затряс головой.
— Так что, если этот мальчик появится, передай ему мои слова. Передай обязательно.
— Хорошо, — Армик снова повеселел. — Приезжай вечером, шашлык покушаем.
— Ладно, — односложно ответил Алексей Борисович и тронулся с места.
Он направлялся в отдел ГАИ, чтобы поговорить с Тарасовым. Тарасов был оперативным работником отдела ГАИ города Гагарина и расследовал все дорожно-транспортные происшествия, повлекшие гибель людей. Срок следствия по такому делу — обычно десять дней. Через десять дней надо дать ответ — либо причина и обстоятельства смерти ясны, либо необходимо дополнительное расследование.
Помимо этого, в ведении Тарасова находились все угоны.
Алексей Борисович хотел узнать, нет ли новых данных о гибели Бурмистрова, а заодно выяснить, кому принадлежит белая "копейка", номер которой записал Армик.
Он думал, как правильнее начать, и стоит ли говорить о том, что Марине угрожают и требуют у нее деньги. В конце концов, он не стал придумывать план беседы заранее, решив, что по ходу дела все будет видно.
Болтушко приехал в отдел ГАИ, нашел дверь кабинета Тарасова и постучал.
— Да, — ответил сиплый голос. — Войдите.
Алексей Борисович вошел. Конечно, в таком виде — с синяками и опухшим лицом — он чувствовал себя крайне неловко. Но что ему оставалось делать?
Тарасов уставился на него с явным любопытством.
— Вы ко мне? — спросил он.
— Да, — Болтушко осмотрелся. — Я… приезжал к вам… Неделю назад. Мы были вдвоем с женой… То есть, со вдовой погибшего… Бурмистров Николай. Вы помните?
Тарасов помолчал, с интересом разглядывая его. Потом указал на стул напротив себя:
— Присаживайтесь, прошу вас.
— Спасибо, — Болтушко подсел к столу.