Ласковый убийца

— Савелий Кузьмич! — громко позвал он. Валерий знал, что, несмотря на кажущуюся хлипкость ограды, участок хорошо охраняется. Ночью и днем, в жару и стужу, четыре огромные кавказские овчарки сторожили уединенный покой своего хозяина. Штопоров тренировал собак таким образом, что они не лаяли попусту и понапрасну и не рычали, а набрасывались на непрошеных гостей молча.

Конечно, Валерий прекрасно знал, как нужно защищаться от их чудовищных клыков — в школе спецназа его этому научили — но не мог же он калечить собак своего учителя. Поэтому он позвал Штопорова, рискуя привлечь внимание соседей. И в следующий момент увидел самого генерала, идущего к калитке по дорожке из битого кирпича.

— Здравствуй, Валерик! — ласково приветствовал его генерал. — Чего шумишь ни свет ни заря? Я тебя давно уже заметил — еще "джип" твой услышал издалека.

— Да как же вы могли его услышать, Савелий Кузьмич? — удивился Топорков. — Ведь он работает почти без звука.

— А мне как раз этого "почти" и хватило, — ответил Штопоров и лукаво усмехнулся. — А потом с веранды увидел, как ты из машины выходишь, и понял, что беспокоиться нечего: Стреляный за собой "хвост" никогда не приведет, а не то — грош мне цена, если не смог научить ничему путному самого лучшего из своих учеников.

— Ну уж, Савелий Кузьмич, так прямо и самого лучшего? Вон сколько ребят толковых было, — возразил Валерий.

— Было, — тяжело вздохнул Штопоров. — Да только где они все сейчас? Многие в Афгане да в Чечне полегли, остальные — в "братву" подались. Таких, как ты — раз, два и обчелся, — генерал снова вздохнул. — Но на таких, как ты, и все дело наше, и вся земля наша держится, — он помолчал, отгоняя невеселые мысли. — Ну да ладно. Пойдем в дом.

Штопоров пошел первым: не потому, что выказывал неуважение к гостю, а для того, чтобы дать собакам сигнал — это свой, его не трогать. Валерий по достоинству оценил мастерство дрессировки: собаки не показывались, они наблюдали откуда-то из укрытия, готовые мгновенно выскочить в случае опасности.

Генерал провел Топоркова на веранду, усадил за стол.

— Сейчас я тебе чайком угощу. С вареньем. Любишь клубничное варенье?

Топорков широко улыбнулся:

— Ну конечно. А кто же его не любит?

Штопоров поставил чайник на плиту и зажег огонь. Затем сел напротив.

— Ну что же? Рассказывай. Я бы подождал, пока ты попьешь чаю, но вижу, что дело срочное — иначе ты бы так рано не примчался. Правильно я рассуждаю?

Топорков пожал плечами:

— А разве вы когда-нибудь рассуждаете неправильно?

Штопоров усмехнулся — ему было приятно слышать такие слова.

— Несколько часов назад я беседовал с Тотошиным, — Топорков решил сразу перейти к делу, не ходить вокруг да около. — Убиты два бывших офицера КГБ, работавших в Первом Главном Управлении. Почерк одинаковый — им набрасывали на голову одежду и били, — Валерий произнес эти слова с некоторым нажимом, выделил их. Штопоров сразу догадался, к чему клонит Топорков: он кивнул в знак того, что все понял. — Их фамилии, — продолжал Стреляный, — Попов и Гаврилов. Савелий Кузьмич, вы ничего не слышали об этом?

Штопоров задумался.

— Ну, слышать-то я конечно слышал. Но не много. Ты уж, наверное, больше меня знаешь. А что это тебя Тотошин вызвал: ведь он министр внутренних дел, а не председатель службы безопасности?

Топорков пожал плечами:

— Видимо, не очень-то он доверяет вашему брату.

— Правильно делает, — одобрительно кивнул Штопоров. — Ну так и что дальше-то? Есть какие-нибудь зацепки?

— Зацепки? Да какие тут могут быть зацепки? Попова нашли в гараже, у него там "Мерседес" новый стоял, а в кармане — ключи от замка зажигания. Не взяли. Даже наоборот — кое-что дали покойнику.

— Как это? — не понял генерал.

— А вот так — положили в рот монету. Греческую драхму. И Гаврилову, кстати, тоже.

Штопоров вдруг побледнел.

— Монету, говоришь? Именно драхму, это точно?

— Ну да, — Топорков не понял, почему генерал переменился в лице. — Я-то сам не видел, так Тотошин сказал. А что?

— Я об этом не знал. Видимо, монету нашел судебный медик во время вскрытия? — было видно, что генерал волнуется.

Закипел чайник. Штопоров встал и разлил кипяток по чашкам. Затем, чтобы скрыть волнение, стал раскладывать клубничное варенье по маленьким вазочкам. По всей кухне распространился сладкий и нежный аромат.

— Савелий Кузьмич, — немного даже обиженно сказал Топорков. — Я никак в толк не возьму — почему вы считаете, что она так важна, эта монета?

— Потому что это в корне все меняет, — напряженным голосом ответил генерал. — Ты знаешь, зачем покойнику кладут в рот монету?

— Я слышал, — блеснул познаниями Топорков, — что драхма — это плата Харону за то, что он перевозит вновь умершего через реки подземного царства.

— Правильно, — подтвердил Штопоров. — Именно Харону.

— Ну и что здесь такого? — недоумевал Стреляный.

Генерал посмотрел по сторонам, словно их могли подслушивать, наклонился поближе к Валерию.

— Ты когда-нибудь слышал, — сказал он сдавленно, — об операции "Харон"? Хотя, — он махнул рукой, — как ты мог о ней слышать? Ты ведь тогда еще мальчишкой был.