Ласковый убийца

— В отца пошел этот Артур. Тот из тюрем не вылезал, синий был весь, в наколках. От туберкулеза помер. Худющий — страшно смотреть! Ну, и этот в него уродился. Сам-то ростом с кузнечика, в чем только душа держится, а туда же — бандит. Ходит, воображает из себя черт знает что. Он с матерью на окраине живет. А сосед у них — тракторист. Женился недавно и переехал к жене. У нас таких примаками зовут — тех, кто у жены живет. Но не в этом дело. Так вот, свои-то Артура знают и жалеют. Он в детстве сильно надорвался — теперь у него яйца до колен: грыжа там, в его мешочке-то. А тракторист новый, он этого не знает. А Артур у него ночью давай с трактора солярку сливать для своей коптилки — так тот его чуть не убил. Много ли ему надо? Хорошо, мать на шум выбежала — спасла его, можно сказать.

— Так чего же его там держат? — спросил, недоумевая, Болтушко.

— Где "там"? — не понял Тарасов.

— Ну, в банде, — пояснил Алексей Борисович.

— Ну как? Он у них на побегушках. И потом, знают, что из своих его никто не тронет: есть кому заступиться.

— Да? И кто же у него заступники?

Тарасов стал совершенно пунцовым. Он тяжело засопел.

— Ну, братья у него. Двоюродные. В милиции оба работают. И дядька тоже.

— Ах, вот оно что? И они его покрывают? — догадался проницательный Болтушко.

— Ну почему покрывают? — обиделся Тарасов. — Чего там покрывать-то? Ему ж серьезных дел никто не доверяет — боятся, что проболтается по-родственному. Поэтому он так и бесится, когда рядом кто-нибудь о стукачах говорит. Нет, он дальше "шестерок" — никуда. Так только — подай, принеси. А вместо денег они ему вон, "Мерседес" дали, так он еще и должен остался. Вот и "шестерит" в счет долга. А самому даже солярку купить не на что. Да было б за что, — Тарасов ударил себя пухлым кулаком в необъятную грудь, — я б его давно посадил, раз он сам туда так рвется. Но жалко его — дурак дураком, жизни-то не нюхал настоящей. А еще жальче — мать его. Она вообще — инвалидка. С сердцем у нее что-то. Не перенесет она, если я его посажу… Она же мне сестра. Младшая. И так у нее жизнь, считай, не задалась, а тут еще и сын — охламон. Эх! — он вздохнул. — Видите, как бывает? Прямо хоть пишите об этом статью в свою газету! Мои-то парни правильной дорогой пошли — оба в органы подались, как и я. А он… — Тарасов не договорил, махнул рукой. — Дурная кровь.

Болтушко сидел, ошеломленный. Вот оно что! Нет, права была Марина: здесь все друг друга знают, каждый человек на виду.

Тарасов смотрел на Болтушко исподлобья, словно читал его мысли.

— Да вы, Алексей Борисович, не сердитесь на него. Он же так, дурачок. У нас все в округе знают, что Артур безобидный. Если хотите, он перед вами извинится… — Тарасов вдруг захрипел и стал совершенно синим. Он достал из кармана прозрачный пластиковый цилиндрик, вытряхнул на широкую ладонь крошечную таблетку и закинул в рот. Посидел, пожевал серыми губами.

— Вам плохо? — испугался Болтушко.

— Да ничего. Сейчас пройдет, — Тарасов сидел и держался за сердце. — У нас это, видимо, семейное: у меня и сеструхи моей, — он попытался улыбнуться.

— Вам надо следить за собой, — неуверенно сказал Алексей Борисович. — Так ведь можно и… — он не договорил.

— А! — осторожно, одними только кончиками пальцев, махнул Тарасов и закрыл глаза. Затем снова открыл: боль стала помаленьку отпускать. — Чего мне ее, костлявую, бояться-то? Жизнь, слава Богу, прожил достойную. Сыновей вон каких вырастил. Да ежели я дуба дам, меня, почитай, весь город хоронить придет.

И вдруг, безо всякого перехода, спросил:

— Алексей Борисович, а вы случайно не запомнили, на какой машине приехали эти? Которые вас били?

— На белых "Жигулях" первой модели, — ответил Болтушко.

— А номерок случайно не разглядели? Или грязью был заляпан?

— Почему ж грязью? Чистый был. Вообще вся машина у них прямо блестела. А номер вот, — Болтушко полез в карман и достал клочок бумаги с номером машины.

Тарасов посмотрел, покрутил головой, словно его душил воротник рубашки и сказал:

— Вы тут пока посидите, а я сейчас схожу, проверю, — и вышел из кабинета.

Через пару минут он вернулся, совершенно мрачный.

— Вы абсолютно уверены, что правильно записали номер? — не глядя на Болтушко, спросил он.

Алексей Борисович замешкался.

— Ну, вообще-то… Я уверен… А что?

— Да нет, ничего. Значит, ошибки быть не могло?

— Вряд ли.

— А сколько человек было в машине?

— Двое. По крайней мере, я видел двоих. Они сидели на передних сиденьях. А вообще-то все стекла на этой "копейке" были сильно тонированы, поэтому, может кто и сидел сзади — не знаю. Но из машины никто больше не выходил. Вот. Передние стекла были опущены, а задние — нет. Поэтому кто сидел спереди, я видел, а кто сзади… — Болтушко покачал головой.

— Понятно, понятно… — Тарасов в задумчивости стучал пальцами по столу. — Скажите, Алексей Борисович, а есть кто-нибудь, кто может подтвердить ваши слова?

— Ну, — Болтушко неуверенно пожал плечами, — наверное, мальчик может подтвердить, хотя он сразу убежал… Нет, больше никто не может. А разве видеозапись не считается доказательством?