В глазах у Топоркова загорелся азартный огонек.
— Савелий Кузьмич, расскажите, — попросил он.
— Валера, — твердо сказал Штопоров, — я расскажу тебе о "Хароне" все, что знаю. А знаю я очень немного, поверь. Но должен сразу тебя предупредить: все, кто прикасался к этому делу, очень плохо заканчивали. Ты меня понимаешь? Ты должен быть предельно осторожен.
— Да я всегда пердельно осторожен, — пробовал отшутиться Топорков, но генерал его перебил:
— Валера, это очень серьезно.
Постепенно обеспокоенность Штопорова начала передаваться и Стреляному.
— Да что это за "Харон" такой? Уж не томите, пожалуйста, рассказывайте.
Штопоров съел ложечку варенья и запил крепким чаем цвета кремлевской стены.
— Ну, слушай, — генерал положил локти на стол и наклонился к Топоркову. — Я тогда был еще подполковником. Работал в Московском управлении КГБ. Был у начальства на хорошем счету. Мы тогда раскрыли и обезвредили одного американского шпиона. Ты про это мог в книжке прочитать. Называется "ТАСС уполномочен заявить". Юлиан Семенов написал — великий был писатель, что и говорить! Так вот я за это дело орден Ленина получил, Семенов книгу написал — по ней потом кино сняли, а тот оболтус, который ему все это по пьяной лавочке рассказал, в тундру уплыл — охранять советских северных оленей от тлетворного влияния канадских тюленей. С повышением в должности и с понижением в звании. Тогда с болтунами не церемонились — суровое время было. А потом настало еще суровее. Брежнев умер, и к власти пришел Андропов. Ну, и стал он закручивать гайки. Про него говорили, что он, когда еще в КГБ работал, в своем кабинете портрет Пушкина держал. "Вот, — говорил, — полюбуйтесь, это — первый чекист в России!" А когда его спрашивали: почему, Юрий Владимирович сердился и отвечал: "Читать надо больше. Помните, как у покойника замечательно сказано: "Души прекрасные порывы!", — генерал мечтательно закрыл глаза, но тотчас опомнился. — Но это я так, к слову, — словно оправдываясь, сказал он. — Воспоминания одолели. Славное было времечко. Не то, что нынче.
— А при чем здесь "Харон"? — Топорков попытался направить грезы об ушедших днях в нужное русло.
— А "Харон" тут вот при чем, — обиженно сказал Штопоров. — Андропов понимал, что жить ему осталось недолго. К тому же он чувствовал, куда катится страна, в какое болото ее толкают. Он знал, что придут новые времена, что старые святыни будут поруганы, а богатства, нажитые народным трудом, разворованы. И тогда он придумал операцию "Харон". Я хорошо помню тот день. Прямо ко мне в кабинет позвонил референт Андропова и сказал, что Юрий Владимирович ждет меня в Кремле через час. Референт особо подчеркнул, чтобы начальству я ничего не докладывал. Ну, я, конечно, утюг достаю из сейфа — очень помогал в работе, это было наше изобретение, а не нынешних рэкетиров, как теперь принято считать, так что утюг всегда был под рукой — подгладил костюмчик, начистил ботиночки — и в Кремль. Прихожу в приемную к Андропову, а меня там уже ждут, и — без очереди к нему в кабинет. Захожу, а он весь бледный такой, с мешками под глазами. Сидит в глубоком кресле и почти не шевелится. Почками он маялся, сердечный. Ну, а медицина, как могла, его мучения продлевала. Чтобы не сразу помер. Так вот он и говорит:
"Штопоров! Подойди ко мне ближе, я хочу тебя лучше видеть!" Подхожу.
А он спрашивает: "Ты, Штопоров, любишь свою Родину?" А я отвечаю: "Конечно, люблю." И он мне тогда приказывает: "Запоминай, Штопоров, пять цифр. И храни их в своей памяти вечно. И никому их не говори. Но если когда-нибудь придет к тебе человек и назовет пароль, тогда скажи ему эти цифры и ничего не бойся. И знай, что ты оказал Родине неоценимую услугу." И теперь, получается, я должен назвать тебе эти цифры.
— Почему? — не понял Валерий.
— Потому что это и есть пароль: "Операция "Харон"". И ты первый, кто мне его назвал, хотя и сам не понял, что сделал. Слушай: четыре-один-два-один-девять…
В этот момент на виске генерала, украшенном благородной сединой, появилась красная точка лазерного целеуказателя. Послышался тихий хлопок, Штопоров дернулся всем телом и уронил голову на стол.
Валерий молниеносным прыжком упал на пол и достал пистолет. Но больше выстрелов не было. Он лежал, затаив дыхание, и не двигался.
Наконец, когда, на его взгляд, прошло уже достаточно времени, он встал и посмотрел туда, откуда прилетела пуля, выпущенная чьей-то подлой рукой. За забором колыхалось море зелени. Никого не было видно.
Генерал Штопоров лежал, навалившись левой щекой на стол из неструганых досок. Кровь, вытекающая из раны на виске, смешивалась с вареньем, пролившимся из перевернутой вазочки. Тучная пчела, привлеченная клубничным запахом, угодила в липкую жидкость и теперь ползла по столу, оставляя за собой пунктирную красную дорожку.
Генерал Штопоров был убит выстрелом из снайперской винтовки в голову.
Валерий упал на колени и, совершенно не стесняясь своих чувств, заплакал. По его щекам текли крупные соленые слезы. "Учитель! Я отомщу за тебя!" — клялся он, и рыдания сотрясали его мускулистое тело.