Ласковый убийца

Это была не погоня, а одно удовольствие: Ремизов катился за "Мерседесом", пропустив перед собой две или три машины. Он не боялся быть замеченным, потому что весь автомобильный поток двигался в одном направлении — по Садовому кольцу в сторону площади Восстания.

"Шестисотый" держался в крайнем левом ряду, Ремизов ехал двумя рядами правее. Большой водительский опыт подсказывал ему, что по Садовому кольцу быстрее получается проехать именно так — в правых рядах, а не в левых.

Справа промелькнул маленький двухэтажный домик — дом-музей Чехова, слева — ворота Филатовской больницы. "Мерседес" вдруг резким маневром пересек сразу несколько полос движения, подрезая всех подряд и без разбору. Сигнал поворота он не включил, и Ремизов подумал, что он таким образом "проверяется" — смотрит, кто из машин, следующих за ним, будет перестраиваться так же резко.

Ремизову резко перестраиваться не пришлось. Он свернул за "шестисотым" направо, на Малую Бронную, потом еще раз и еще.

Поравнявшись с воротами небольшого желтого особняка, "Мерседес" замедлил ход. Ремизов проехал дальше и повернул за угол. Там он сразу же остановился, вылез из машины и выглянул в переулок. Ворота открылись, и "Мерседес" плавно вкатился во внутренний дворик.

Ремизов подождал еще немного и затем неторопливо, с видом праздного гуляки глазея по сторонам, прошел мимо ворот. На двери особнячка, стоявшего в глубине дворика — такого маленького, что "Мерседес" с трудом там поместился — висела начищенная медная табличка, гласившая, что здесь находится фонд "Милосердие и справедливость".

"Все, как говорил Илюха", — прошептал про себя Ремизов. "А Кольцов, значит, главный во всей этой богадельне. Понятно."

Он прошел до конца улицы и дворами вернулся обратно к машине. Он искал такое место, откуда вход в здание фонда был бы хорошо виден, но при этом сам наблюдатель на привлекал бы излишнего внимания. Ремизов осмотрелся и решил, что двор дома напротив подойдет как нельзя лучше. Он заехал туда на машине и поставил ее в тени густого кустарника. Положил на пассажирское сиденье блокнот и ручку, — записывать всех, кто будет входить и выходить из офиса. Затем достал диктофон — наговаривать на кассету, если не будет успевать писать. Наконец настал черед фотоаппарата с мощным телеобъективом. Для этого он и расположился в тени — чтобы не выдать себя случайным солнечным зайчиком.

Ремизов прекрасно понимал, что долго следить за Кольцовым он не сможет. Один день, максимум два — больше не получится. Во-первых, потому что он не профессионал, а во-вторых, потому что он один, без подмены. Самое большее — через два дня слежку обнаружат, и тогда последствия могут быть очень неприятными. Поэтому лучше все-таки до этого не доводить: он рассчитывал собрать как можно больше информации сегодня, и потом оставить Кольцова в покое примерно на неделю.

Вдруг Ремизов насторожился: перед воротами остановился черный "шестисотый" "Мерседес", буквально брат-близнец кольцовского. Сзади подъехал большой черный японский джип. Оттуда выскочили несколько воинственного вида мужчин и окружили "Мерседес" со всех сторон.

Ремизов поднял фотоаппарат и дальнейшее наблюдал уже в видоискатель.

Второй "Мерседес" не мог въехать во внутренний дворик: там просто не было для него места. Мужчины, все до синевы выбритые брюнеты, нервно озирались по сторонам. В их движениях было столько скрытой агрессии, что Ремизову стало неуютно. Но он начал методично отщелкивать пленку: кадр за кадром.

Вот один из брюнетов открыл заднюю дверь "шестисотого", и оттуда, из глубины кожаного салона, показался элегантный красавец в безукоризненно сидящем костюме. Его черные густые волосы были уложены специальным гелем, который придавал прическе эффект "мокрых прядей": все-таки он был кавказец, и ничто кавказское не было ему чуждо.

Ремизов переключил все внимание на него. Мужчина ступал уверенно, не глядя по сторонам, не обращая ни на кого внимания. Его походка была исполнена достоинством и грацией. Ремизов сразу понял, что этот человек стоит гораздо выше Кольцова: возможно, он и есть тот самый кукловод, дергающий за веревочки.

Он вошел в здание, а его охранники разделились на две группы: двое остались охранять вход, а двое решили проверить обстановку вокруг особнячка. Они пошли в разные стороны, заглядывая во все машины, припаркованные в переулке, присматриваясь к немногочисленным прохожим, внимательно наблюдая за каждым открытым окном. Один охранник пересек проезжую часть и направился во двор, прямиком к тому месту, где стояла машина Ремизова.

Ремизов похолодел: он моментально закинул диктофон, блокнот и фотоаппарат в большую матерчатую сумку и стал лихорадочно крутить рукоятку регулировки наклона спинки сиденья.

Охранник приближался медленно, но и спинка опускалась медленно. Ремизов хотел опустить ее совсем и прикинуться спящим — ничего другого ему не оставалось. Наконец подголовник коснулся подушки заднего сиденья — Ремизов надвинул на лицо козырек бейсболки и отвернулся, выставив для обозрения свою ничем, в общем-то, не примечательную спину.