– Я получаю исключительно лестные отзывы из Цитадели о твоем прогрессе, Ализейд. У тебя острый ум, склонность к военным наукам, и ты один из лучших фехтовальщиков своего поколения. С этим никто не станет спорить. Но ты еще юн.
Гасан сдул с футляра пыль, поднял крышку и снял с подложки из тончайшей ткани серебряную стрелу.
– Знаешь, что это?
Али, несомненно, знал.
– Последняя стрела, выпущенная Афшином.
– Согни ее.
Удивившись просьбе, Али взял у него стрелу. Она казалась совершенно невесомой, но, как он ни бился, ему не удавалось ее согнуть. Даже после стольких лет серебро сверкало как новое, и только острый наконечник потускнел от крови. Крови, которая бежала и в венах Али.
– Афшины тоже были хорошими солдатами, – мягко сказал Гасан. – Возможно, лучшими воинами среди джиннов. Но теперь они мертвы, их предводители Нахиды мертвы, а наш народ правит Дэвабадом уже четырнадцать веков. Хочешь знать почему?
Гасан забрал у него стрелу.
– Потому что они сами были такими же, как эта стрела. Как ты. Не желали прогибаться и признавать, что не все на свете вписывается в их идеальную картину мира, – он убрал стрелу в футляр и захлопнул крышку. – Чтобы быть каидом, мало быть просто хорошим солдатом. Бог даст, мы с Ваджедом еще добрых сто лет будем пить вино и разбираться с назойливыми просителями, но однажды Мунтадир станет королем. И когда ему понадобится совет, когда ему понадобится обсудить государственные тайны, которые можно доверить только родной крови, тогда ему понадобишься ты.
– Да, аба.
Али уже был готов сказать что угодно, лишь бы уйти отсюда. Что угодно, лишь бы скрыться от расчетливого взгляда отца.
– И последнее. – Отец отошел от стеллажа. – Ты переезжаешь во дворец. Немедленно.
Али разинул рот.
– Но Цитадель – мой дом.
– Нет,
Али похолодел от ужаса, но отец не стал развивать тему.
– Можешь идти. Когда устроишься, жду тебя при дворе.
Али кивнул и поклонился. Он еле сдерживался, чтобы опрометью не броситься на выход.
– Мир твоему дому.
Только он вырвался из кабинета в коридор, как столкнулся с братом.
Мунтадир усмехнулся и крепко его обнял.
– Поздравляю, ахи. Готов поспорить, из тебя получится ужасно грозный каид.
– Спасибо, – пробормотал Али.
Он только что стал свидетелем смерти своего близкого друга. То, что вскоре ему предстоит взвалить на себя ответственность за безопасность города, он еще не успел переварить.
Мунтадир не заметил состояния брата.
– Отец поделился с тобой хорошей новостью? – когда Али только нечленораздельно промычал в ответ, он пояснил: – Ты переезжаешь обратно во дворец!
– Ах, это, – Али нахмурился.
Брат перестал улыбаться.
– Ты как будто не рад.
Услышав обиду в голосе Мунтадира, Али стало стыдно.
– Дело не в этом, Диру. Просто… это было тяжелое утро. Замещение Ваджеда, оружие… – Он вздохнул. – К тому же мне всегда было… – он поискал слова, которые не оскорбили бы разом всех приближенных своего брата, – …
– Все будет в порядке. – Мунтадир обнял Али за плечи, уводя его за собой по коридору. – Держись рядом со мной, и я постараюсь, чтобы ты был втянут только в самые сладкие скандалы. – Он рассмеялся в ответ на испуганный взгляд Али. – Пойдем. Мы с Зейнаб подобрали тебе апартаменты у самого водопада, – они свернули за угол. – Там самая скучная обстановка и самые рудиментарные удобства. Будешь чувствовать себя как… ого.
Братья остановились как вкопанные. Идти дальше было некуда. Прямо у них на пути стояла стена. Во всю ее ширину горела самоцветами фреска.
– Это… – протянул слабым голосом Мунтадир, – …что-то новенькое.
Али подступил ближе.
– А вот и нет… – сказал он негромко, узнав сюжет из давнего урока истории. – Это одна из старых фресок Нахид. До войны они украшали дворцовые стены.
– Но вчера ее тут не было.
Мунтадир коснулся яркого солнца на рисунке. Оно сверкнуло у него под ладонью, и оба отпрянули.
Али боязливо разглядывал фреску.
– А ты еще спрашиваешь, почему я не горю желанием перебираться в дом, где хозяйничают мертвые Нахиды?
Мунтадир скорчил мину.
– Обычно все не так плохо. – Он кивнул на одну из фигур на потрескавшемся гипсе. – Ты знаешь, кто это?
Али присмотрелся. Фигура была похожа на человека – мужчину со струящейся белой бородой и серебряным нимбом вокруг головы в короне. Он стоял на фоне алеющего солнца, положив одну руку на спину ревущего шеду, а другой обхватив посох с восьмиконечной печатью. Точно такой же формы, как на виске Гасана.
– Это Сулейман, – догадался Али. – Мир его дому.
Он изучил остальную картину.
– По-моему, здесь изображено вознесение Анахид, когда она получила свой дар и Сулейманову печать.