Лавандовая лента

– Со временем само станет ясно, полагаю.

Сэмми улыбнулась.

– А он стоит того, чтобы тратить на него время?

– Я надеюсь.

Сэмми пожала ей руку.

– Я думаю, он того стоит. И, кстати, когда я познакомлюсь с мистером Многообещающим?

– Я работаю над этим, – улыбнулась Эдриэнн.

Был ли он мистером Многообещающим? Эдриэнн все еще не была уверена. Но она надеялась.

Надежда. Еще одно, чему научили ее письма Уильяма, – никогда не терять надежды. Так что, когда Сэмми ушла, Эдриэнн нашла среди копий писем свое любимое послание.

Январь 1945

Дорогая Грейси,

иногда мне становится страшно, что я забуду твое прекрасное лицо или звук твоего голоса. Кажется, я так давно не держал тебя в объятиях, так давно не слышал твоих слов… Ночью я крепко закрываю глаза. Я вспоминаю и вновь переживаю каждый миг, который мы делили с тобой. И хотя мои мысли меня подводят, у меня остается надежда. Это единственная сила, на которую я могу рассчитывать и которая меня не подведет.

Как можно измерить надежду? Она в каждом нашем вздохе, в каждом биении сердца. Надежда – цветок, который не погибнет в самую лютую стужу. Надежда – бурлящая река, омывающая берега земли. Она больше, чем сила: она заполняет все твои сосуды и помогает в битве. Я не поддаюсь отчаянию, Грейс. Надежда заставляет меня двигаться. И хотя сомнения пытаются одолеть мой ум, надежда захватила меня в плен. Я ее раб. И поэтому моя душа связана обязательством – надежда цветет во мне. Я надеюсь, что она цветет и в тебе.

Я люблю тебя,

Уильям

Уилл ехал в кофейню к Сэмми, и ветер, врываясь в открытые окна машины, трепал его волосы. До знакомства с Эдриэнн он всегда включал кондиционер и закрывал все окна. Но, глядя, как она упивается соленым прибрежным бризом, он тоже стал ценить его. Издалека до него донесся запах апельсиновой рощи, и Уилл понял, что ветер дует в правильном направлении, поэтому он чувствует аромат цитрусов. У него потекли слюнки. При виде Эдриэнн, заходившей в кофейню, пока он парковал машину, его аппетит разыгрался еще больше.

Она познакомила его с Сэмми, и после нескольких минут дружеской беседы Сэмми усадила их за столик в углу, где им никто не мог помешать.

– Как насчет луау?[3] – предложила Эдриэнн, просматривая страницы журнала, посвященного организации праздников.

Уилл положил в рот кусок индейки и задумался.

– Да, Попсу понравится. Как мы это организуем?

– Ну, – сказала Эдриэнн, оглядывая комнату, – нам понадобятся декорации, музыка и еда. Однажды я была на луау, и в качестве столика для фуршета было старое каноэ.

Он изумленно посмотрел на нее.

– Подожди, ты сказала – старое каноэ?

Она крутила в пальцах желтый карандаш.

– Ну, ты понимаешь… Заполняешь дно льдом, а на него ставишь подносы с едой. Это выглядит очень здорово. – Она закатила глаза. – Если мы сможем достать каноэ.

– У меня есть каяк, в котором уже давно нельзя плавать. Подойдет?

Она облокотилась о стол и ладонью подперла щеку.

– А можно на него посмотреть?

– Он у меня в гараже. Сможешь заглянуть к нам попозже?

Ему нравилось все это. Непринужденный разговор, и планы, и то, что он мог попросить ее заглянуть к ним.

– Конечно, но не решит ли Попс, что мы ведем себя странно, копаясь в гараже?

Уилл пожал плечами.

– Нет, я придумаю, что сказать ему. Кроме того, он сейчас немного поглощен своими мыслями.

Все складывалось хорошо. Он решил не беспокоиться о ее строптивости. Похоже, Эдриэнн становилась все более сговорчивой.

Они оба улыбались. Уилл начал понимать, как хорошо, когда в жизни рядом с тобой такой человек, как Эдриэнн.

– Они с Сарой вечера напролет разговаривают по телефону. После того как я вчера вернулся с работы, он успел позвонить ей дважды.

– Так приятно наблюдать за ними, – заметила Эдриэнн.

Она заказала сэндвич с салатом и цыпленком, но почти ничего не съела. Неудивительно, что она оставалась такой миниатюрной. Эта женщина почти ничего не ела. Кроме мороженого с печеньем и шоколадной крошкой. Его она могла поедать тоннами.

Эдриэнн откусила кусочек круассана.

– А потом она позвонила ему. – Он изучал лицо Эдриэнн. – Так здорово видеть его счастливым. Я уж начал волноваться из-за него.