Слушая эту галиматью, можно было почти безошибочно сказать, что «солнце и до сихъ поръ не переставало свтить Сунвеллеру въ глаза». Кром того, его выдавали и мутные глаза, и всклокоченная голова, и блдное лицо, и весь его костюмъ. Платье его было измято и въ такомъ безпорядк, какъ будто онъ спалъ, не раздваясь. На немъ былъ коричневый фракъ со множествомъ пуговицъ впереди и одной единственной сзади; яркій клтчатый галстухъ, пестрый жилетъ, блыя совершенно испачканныя панталоны и старая-престарая шляпа, которую онъ носилъ задомъ напередъ, такъ какъ переднія поля были въ дырахъ; изъ наружнаго кармана, украшавшаго грудь фрака, торчалъ кончикъ — что былъ почище — сквернйшаго носового платка почтенныхъ размровъ; грязные обшлага сорочки были вытянуты елико возможно и нарочно отвернуты на рукава фрака; перчатокъ не было и въ помин. Въ рукахъ онъ держалъ трость съ блымъ костянымъ набалдашникомъ, изображавшимъ ручку съ кольцомъ на мизинц — ручка обхватывала черный деревянный шарикъ. Для полной характеристики Дика, слдуетъ прибавитъ, что отъ него сильно разило табакомъ и вообще весь онъ имлъ грязноватый видъ. Развалившись въ кресл и устремивъ глаза въ потолокъ, онъ, повременамъ, угощалъ присутствующихъ какою-то меланхолической аріей, которую вдругъ обрывалъ посредин и снова погружался въ молчаливое созерцаніе потолка.
Старикъ тоже опустился на стулъ и, сложивъ руки на колняхъ, поглядывалъ то на своего внука, то на его страннаго пріятеля: онъ сознавалъ, что не въ силахъ помшать имъ длать все, что имъ угодно.
Внукъ хозяина сидлъ нсколько поодаль отъ своего друга, наклонившись надъ столомъ и, повидимому, безучастно относился ко всему. Я считалъ неумстнымъ вмшиваться въ ихъ семейныя дла, хотя старикъ неоднократно бросалъ на меня умоляющіе взгляды: я притворился, будто весь поглощенъ разсматриваніемъ картинъ и другихъ вещей, выставленныхъ на продажу, и потому ничего не слышу.
Однако, нашъ герой недолго виталъ въ облакахъ. Оповстивъ насъ, въ своихъ мелодическихъ куплетахъ, о томъ, что онъ обртается въ горахъ и что ему недостаетъ только арабскаго коня для совершенія великихъ подвиговъ, онъ отвелъ глаза отъ потолка и перешелъ къ проз.
— Фредъ, что, старикъ не сердится? какъ бы опомнясь шепнулъ онъ пріятелю, словно эта мысль внезапно озарила его.
— А теб какое дло? угрюмо отвчалъ тотъ.
— Нтъ, скажи, не сердится? приставалъ Дикъ.
— Конечно, нтъ! Во всякомъ случа, меня очень мало интересуетъ, сердится онъ или нтъ.
Этотъ отвть придалъ Дику еще больше храбрости, и онъ всми силами старался завязать общій разговоръ.
Онъ началъ доказывать, что хотя, по теоріи, содовая вода очень полезна, но ею очень легко простудить желудокъ, если не прибавлять немного инбиря или водки; послднюю онъ, во всхъ отношеніяхъ, предпочиталъ содовой вод — жаль только, что она дорога. Никто не счелъ нужнымъ оспаривать его мнніе, и онъ продолжалъ разглагольствовать: онъ говорилъ, что волосы дольше всего удерживаютъ табачный дымъ и поэтому, какъ ни стараются студенты Вестминстерской и Итонской школъ отбивать отъ себя этотъ запахъ, — они курятъ тайкомъ отъ своихъ воспитателей — надаясь постоянно яблоками, ихъ всегда выдаетъ голова, въ значительной степени обладающая способностью удерживать дымъ. По его мннію, Королевское общество наукъ оказало бы неоцненную услугу всему человчеству, если бы обратило вниманіе на это обстоятельство и изобрло средство для уничтоженія всякихъ слдовъ табачнаго дыма. Такъ какъ и противъ этого мннія никто ничего не возразилъ, м-ръ Сунвеллеръ сталъ просвщать насъ насчетъ ямайскаго рома: по его словамъ, это очень пріятный и вкусный напитокъ, но и у него есть свой недостатокъ — посл него на цлые сутки остается непріятный вкусъ на язык. И чмъ дальше, тмъ разговорчиве и развязне онъ становился.
— Чортъ знаетъ, на что это похоже, господа, когда родные начинаютъ ссориться! воскликнулъ онъ. — Если крыло дружбы не должно терять ни одного пера, то о крыл родства и говорить нечего: оно должно не только оставаться въ цлости, но расти и развиваться.
— Удержи свой языкъ, посовтовалъ ему пріятель.