Сразу видны различия: Лавкрафт, стараясь соответствовать латинскому оригиналу, делает буквальный построчный перевод (хотя Драйден использует архаичное значение слова
В целом у Лавкрафта получилось довольно удачное изложение «Метаморфоз». Во вступительной части, где Овидий, явно подражая Лукрецию, представляет нам «
И все-таки, пожалуй, даже здесь прослеживается некая связь с его поздними взглядами. В 1920 г. он в споре с Рейнхардом Кляйнером о том, какую роль в жизни человека играет чувственность, с намеренной помпезностью заявил: «Обезьяна или примитивный дикарь просто бродят по лесу в поисках партнера, благородный же ариец должен обратить свой разум к космическим мирам и задуматься о связи с бесконечностью!!»[217]
Возможно, «Метаморфозы Овидия» – лишь фрагмент перевода. Рукописный текст занимает пять листов и заканчивается в самом конце пятого листа. Может быть, Лавкрафт перевел поэму Овидия и дальше, но та часть затерялась? Думаю, так оно и было, ведь в сохранившемся виде это сочинение, оцененное автором в 25 центов, не превышает по объему «Поэму об Улиссе» стоимостью в 5 центов. Вероятно, Лавкрафт мог целиком перевести первую книгу «Метаморфоз» (779 строк на латинском, около 1000 строк в переводе). Его перевод обрывается там, где в оригинальном тексте Овидий меняет тему и с восемьдесят девятой строки начинает рассказывать про четыре возраста человека, однако я все равно считаю, что до нас дошла лишь часть сочинения Лавкрафта.
1898 г. был полон событий: Лавкрафт познакомился с творчеством Э. По и увлекся наукой, начал учить латынь, пошел в школу, и у него впервые случился нервный срыв. В одном из поздних писем он называет его «подобием срыва»[218]
, но я не знаю, что именно он хотел этим сказать. Еще одно «подобие срыва» произошло в 1900 г. У мальчика не было никаких проблем с физическим здоровьем, никаких данных о госпитализации нет. Причины и природа нервозного состояния Лавкрафта в детстве представляются спорными вопросами, ведь мы знаем о них только со слов самого писателя, который вспоминал о случившемся много лет спустя.Лавкрафт говорит: «Нервы мне достались не очень крепкие: ближайшие родственники с обеих сторон страдали от головных болей, нервного истощения и нервных расстройств». Далее он рассказывает о заболеваниях дедушки (которого мучили «страшные мигрени»), матери (та «недалеко ушла от деда») и отца, который, как по-прежнему считал Лавкрафт на момент написания письма (1931), скончался от «паралича» из-за перенапряжения. Потом он добавляет: «Я и сам, сколько себя помню, страдал от головной боли, нервной возбудимости и склонности к неврастении – меня, искусственно вскармливаемого ребенка, терзали необъяснимые мучения, к которым прибавлялось плохое усвоение пищи…»[219]
(«Мало выпало бед на долю Сьюзи, так еще ей достался ребенок с коликами», – с горькой иронией отмечает Кеннет Фейг[220].) На рубеже веков детей рано отнимали от груди, и подобная практика сохранялась еще долгое время, однако, судя по комментарию Лавкрафта, его перестали кормить грудью даже раньше, чем тогда было принято.