Лавкрафт. Я – Провиденс. Книга 1

Я бы многое отдал, чтобы поприсутствовать на одном из тех занятий. Проходили они, скорее всего, в Первой баптистской церкви, которую по-прежнему посещала мать Лавкрафта. Трудно понять, почему она вновь решила настаивать на учебе в воскресной школе по прошествии нескольких лет и после такой неудачной первой попытки. Возможно, она все больше волновалась из-за того, что сын вел уединенный образ жизни – к тому времени он уже серьезно увлекся астрономией, – а его скептические и атеистические взгляды, которые он наверняка не стеснялся открыто выражать, вызывали у нее ужас.

Впрочем, годы астрономических исследований привели к формированию нового взгляда Лавкрафта на жизнь – космизма, который станет основой его философской и художественной мысли:

«К тринадцати годам я был совершенно потрясен мимолетностью и незначительностью человеческой жизни, а к семнадцати, когда я написал несколько работ, где особенно тщательно разбиралась эта тема, сформировались все основные аспекты моих пессимистичных взглядов в духе космизма. Тщетность бытия поражала и удручала меня, и я утратил былой энтузиазм, связанный с прогрессом человечества, который вселял надежду» («Исповедь неверующего»).

Здесь не рассказывается, почему изучение астрономии привело к развитию «пессимистичных взглядов в духе космизма», а далее в этом же эссе есть лишь намек на истинную причину такого состояния: «Я всегда был приверженцем космизма и как будто смотрел на человечество с другой планеты, считая его представителей просто интересным видом для изучения и классификации». Отвергнув веру в божество в качестве научно необоснованной (позже писатель отмечал, что «одного знания примерных масштабов видимой вселенной достаточно, чтобы навсегда избавиться от мыслей о существовании бога, который только и делает, что заботится о ничтожных жителях нашей планеты»[375]), Лавкрафт понял, что мы (скорее всего) одни во Вселенной – по крайней мере, установить контакт с внеземными расами мы не в состоянии – и что ничтожность планеты и ее населения в количественном отношении (как в пространстве, так и во времени) означает ее ничтожность и в качественном отношении. Мы еще поговорим о том, насколько подобные взгляды обоснованны, когда дойдем до момента их более серьезного развития в жизни Лавкрафта.

У философских интересов Лавкрафта было одно довольно интересное последствие: следуя инстинкту реформиста, он попытался заняться обучением народных масс – точнее, одного из их представителей:

«В библиотеке я столкнулся с подающим надежды мальчиком из Швеции: он работал в книгохранилище, и я пригласил его домой, чтобы расширить его знания (мне исполнилось пятнадцать, ему примерно столько же, хотя швед был ниже ростом и выглядел помладше). Я решил, что обнаружил нового Мильтона (он проявлял большой интерес к моей работе), и часто развлекал его в своей библиотеке, несмотря на возражения мамы. Тогда я верил в равенство и отчитывал юного шведа, если он обращался к моей матери “мэм”, ведь будущий ученый не должен разговаривать как слуга! Однако вскоре в нем открылись качества, которые мне пришлись не по душе, и я был вынужден бросить парня на произвол его плебейской судьбы»[376].