Это одно из самых скандальных воспоминаний о Лавкрафте и его матери, и я думаю, мы вполне можем поверить Кларе Хесс на слово. «Отвратительной» Сьюзи, по всей вероятности, считала его внешность, поэтому данный рассказ стоит отнести к тому периоду, когда Говарду было около 18–20 лет. В более юном возрасте он выглядел так обыкновенно, что никто, даже чудаковатая мать, не осмелился бы назвать его «отвратительным», однако годам к двадцати он вымахал до метра восьмидесяти и обзавелся заметно выступающей челюстью – сам он, кстати, впоследствии считал ее физическим недостатком. Как рассказывает Гарольд У. Манро, уже в старших классах Лавкрафт столкнулся с проблемой вросших волос на лице, хотя «жуткие порезы» на лице Говарда, как он полагал, появились от того, что тот пользовался тупой бритвой[398]
. На самом деле, по признанию Лавкрафта, порезы оставались от иглы и пинцета, с помощью которых он вытаскивал вросшие волоски[399]. С этой проблемой он справился только после тридцати лет, и, возможно, она тоже сыграла свою роль в его критическом восприятии собственной внешности. Даже в феврале 1921 года, всего за несколько месяцев до смерти матери, он сообщал ей в письме о новом костюме, придающем ему «вполне приличный вид, насколько это возможно с моим-то лицом»[400].Я ни в коем случае не поддерживаю высказывание Сьюзи и считаю, что ни одна мать не должна говорить подобное о своем сыне, даже если он действительно некрасив, хотя, возможно, за ее словами скрывается нечто большее. Многие предполагают, что Сьюзи вымещала на Говарде ненависть и отвращение, вызванные болезнью мужа, что, как мне кажется, весьма вероятно. Вряд ли ей – да и врачам тоже – было что-то известно об истинных причинах его заболевания, однако Сьюзи наверняка догадывалась, что оно как-то связано с сексом, и теперь, когда ее сын начал превращаться во взрослого мужчину, одолеваемого половым влечением, она, быть может, подозревала, что Лавкрафт станет похож на ее супруга, особенно если он в то время носил отцовскую одежду. Так или иначе, я думаю, у нас нет оснований сомневаться в том, что Сьюзи назвала Говарда «отвратительным», тем более что Лавкрафт сам (правда, всего однажды) признавался жене, что мать оказывала на него «губительное»[401]
воздействие, поэтому не будем больше искать причины, объясняющие ее поведение.И Клара Хесс, и Гарольд У. Манро подтверждают, что, бросив в старших классах школу, Лавкрафт действительно избегал общения с людьми. Когда Август Дерлет попросил Клару Хесс рассказать об этом подробнее, она написала: «Иногда я видела, как Говард ходит по Энджелл-стрит совсем один и смотрит прямо перед собой, опустив подбородок и подняв воротник пальто»[402]
. «Как настоящий интроверт, он передвигался подобно сыщику – ссутулившись, глядя вперед, никого не узнавая, под мышкой вечно зажаты книги или газеты»[403], – вспоминает Манро.До нас дошли лишь обрывки сведений о том, чем на самом деле все это время занимался Лавкрафт. По его собственному признанию, в 1908 г. он ездил в Мусап-Вэлли и в том числе посещал дом Стивена Плейса в Фостере, где родились его мать и бабушка[404]
. Едва ли Лавкрафт отправился туда с целью отдохнуть, так как в прошлый раз он ездил туда с матерью еще в 1896 г., вскоре после смерти бабушки. Сохранилась фотография (вероятно, сделанная самим Говардом) Сьюзи, стоящей у родного дома[405]. Похоже, Лавкрафт хотел вернуться к своим корням, считая, что это поможет ему справиться с психологической травмой, однако ничего не вышло.