«В юности я не подозревал о том, что карьера в литературе не приносит регулярный доход. Мне следовало получить какую-нибудь рутинную конторскую профессию (как Чарльз Лэм или Готорн), которая приносила бы стабильный доход и не загружала бы сильно мою голову, занятую творчеством, но как человек, прежде не знавший нужды, я не задумывался о будущем – и это было чертовски глупо. Я считал, что у всех есть деньги на ежедневные нужды как нечто само собой разумеющееся, а если понадобится заработать, я “всегда смогу продать свой рассказ или стихотворение”. Увы, я сильно ошибался!»[392]
В итоге Лавкрафт был обречен на жизнь в бедности.
Что же в данной ситуации делала его мама? Трудно сказать. В ее медицинской карте в больнице Батлера (здание уже не существует), указано следующее (со слов Уинфилда Таунли Скотта): «Женщина ограниченных интересов, узнавшая о приближающемся банкротстве, что привело к травматическому психозу»[393]
. Так ее состояние оценивали в 1919 г., хотя психологические проблемы наверняка появились сразу после смерти Уиппла Филлипса, ее отца, и развивались на протяжении многих лет. Она с похвалой отзывалась о творчестве сына, называя его «поэтом высочайшего уровня», однако Скотт справедливо предполагает, что, «несмотря на обожание, подсознательно она, возможно, критиковала сына, не способного заработать ни цента своим выдающимся умом». Недовольство Сьюзи тем, что Говард не смог окончить школу, поступить в университет и содержать себя, лишь осложняло ему жизнь.Рассказывая о неизбежном ухудшении финансового положения семьи, Лавкрафт упоминает «несколько серьезных ударов, например, когда в 1911 году дядя потерял кучу моих и маминых денег»[394]
. Как установил Фейг, речь идет об Эдвине Э. Филлипсе, брате Сьюзи, и я думаю, что о нем Лавкрафт и говорил[395]. Судя по самым разнообразным записям о трудоустройстве Эдвина, он с трудом держался на плаву. Как именно Эдвин потерял деньги Сьюзи и Говарда – неизвестно, однако можно предположить, что Лавкрафт имел в виду неудачные вложения, из-за которых они упустили не только проценты, но и сам капитал.Все это наверняка плохо сказалось на Сьюзи и ее отношении к сыну. Пусть жена Лавкрафта и не была знакома с его матерью (к тому моменту Сьюзи уже скончалась), ее утверждение, что «Сьюзи изливала на единственного ребенка всю свою любовь и ненависть одновременно»[396]
, кажется вполне правдоподобным. Тревожный рассказ Клары Хесс о событиях, относящихся примерно к тому времени, лишь подтверждает слова Сони Дэвис:«…когда она [Сьюзи] переехала в маленькую квартирку на первом этаже дома на Энджелл-стрит, неподалеку от пересечения с Батлер-авеню, мы с ней часто встречались в трамвае, и однажды, после множества настойчивых приглашений, я все же зашла к ней в гости. Уже тогда поговаривали, что она немного чудит. Я приятно провела время, только вот в доме царила довольно странная атмосфера, воздух был спертый, а миссис Лавкрафт все твердила о своем несчастном сыне, настолько отвратительном, что он прячется от людей и никуда не выходит, лишь бы на него не глазели.
Когда я сказала, что она преувеличивает и что мальчику не стоит бояться людей, Сьюзи посмотрела на меня печальным взглядом, как бы говоря: “Вам не понять”. В итоге я с удовольствием вырвалась из ее дома на улицу, соскучившись по свежему воздуху и солнечному свету, и в гости к ней больше не ходила»[397]
.