Лавкрафт. Я – Провиденс. Книга 2

«Когда мы с сынулей [Фрэнком Лонгом] впервые повстречали Макнила в 1922 году, дела его шли хуже некуда, он жил в страшных трущобах Адской кухни… Жил на верхнем этаже убогого многоквартирного дома среди суматохи, и маленькая квартирка старого доброго Мака была настоящим оазисом чистоты и аккуратности со всеми этими скромными старомодными картинами, простыми книгами и любопытными механическими устройствами, которые он изобретал для облегчения работы, включая доски-подставки, папки и тому подобное. Питался он скромно, консервированным супом и крекерами, однако никогда не жаловался… В свое время Макнил достаточно настрадался – бывали дни, когда он не ел ничего, кроме растворенного в воде сахара, взятого бесплатно из закусочной… При мысли о нем я всегда буду вспоминать огромные просторные серые равнины на юге Бруклина, поросшие осокой: низины с небольшими бухтами, как на побережье Голландии, усеянные одинокими домиками с изогнутыми крышами. Теперь все это исчезло, как и сам Мак…»⁹¹

Возможно, Лавкрафту казалось, что и он сам едва ли не дошел до того же состояния, пока не вернулся в Провиденс, где спокойно и безопасно.

В самом начале января Лавкрафт получил более приятную новость: критик Уильям Болито мимоходом упомянул Говарда (в положительном ключе) в своей колонке в New York World от четвертого января 1930 года. О содержании материала можно догадаться по заголовку «Палп-журналы»: Болито утверждал, что в этих скромных печатных изданиях попадаются не только увлекательные истории, но и произведения даже более высокого уровня, чем в самых престижных литературных журналах, и пришел к следующему выводу:

«В этом мире, естественно, есть свои лидеры. И я полагаю, что они хороши в своем деле. Здесь есть Отис Адальберт Клайн и Г. Ф. Лавкрафт, и я, несомненно, предпочел бы их модным писательницам и поэтам, о которых сейчас все сплетничают. Задумайтесь об этом, если вы устали от натянутой миловидности стихотворений в известных периодических изданиях, ведь до сих пор существуют последователи По, чьи работы публикуются для широкой публики»⁹².

Этот комментарий никак не мог пройти мимо Лавкрафта, поскольку всю колонку Болито перепечатали в Weird Tales за апрель 1930 года. Правда, упоминанием наравне с Клайном он был страшно разочарован: «Еще меня недавно порадовало, что Уильям Болито благосклонно высказался обо мне в своей колонке в N. Y. World – хотя впечатление подпортилось от соседства с именем милого халтурщика Отиса Адальберта Клайна!»⁹³

Почти целый год Лавкрафт не сочинял никакой оригинальной прозы, да и между предыдущими его работами, «Ужасом Данвича» и «Цветом из иных миров», промежуток составлял больше года. Все время, которое Лавкрафт мог бы тратить на написание художественной литературы, уходило на редакторские задачи, путешествия и переписку, ведь он неоднократно заявлял, что для сочинения рассказов ему требуется абсолютная ясность ума, которая достигалась только в отсутствие любых дел в расписании. В конце 1929 года Лавкрафту подвернулась редакторская работа, в рамках которой он смог использовать свое воображение больше, чем мог предположить, – и, честно говоря, больше, чем от него требовалось. Как бы расточительно Лавкрафт ни применял свои силы, результат – рассказ «Курган», написанный для Зелии Бишоп, – того стоил.