Лавкрафт. Я – Провиденс. Книга 2

Другая фаза лавкрафтовской теории искусства развилась на основе его представлений о чувственном восприятии. Поняв, что, согласно современной психологии, все люди по-разному постигают окружающий мир и различия в их восприятии могут варьироваться от едва заметных до значительных (в зависимости от наследственности, воспитания, образования и других биологических и культурных факторов, которыми мы отличаемся друг от друга), Лавкрафт пришел к выводу, что:

«хорошее искусство означает способность любого человека точно определить с помощью некоего постоянного и вразумительного средства, что такого он видит в природе, чего не видят остальные. Или, выражаясь иначе, предоставить другому человеку – посредством умелого избирательного толкования или символизма – намек на то, что в объективной картине узрел лишь сам художник»³².

Конечный результат таков (и смутно напоминает остроумный парадокс Оскара Уайльда, согласно которому на картине Тернера мы видим «больше» природы, чем в самой природе): «Через подлинное искусство мы глубже видим и чувствуем природу», и поэтому «Постоянно узнавая о субъективных впечатлениях разных людей о подлинном искусстве, мы медленно и постепенно приближаемся или по крайней мере пытаемся приблизиться к мистической сущности самой абсолютной реальности – вселенской реальности, скрывающейся за разными видами нашего субъективного восприятия». Звучит слегка отвлеченно, и намек на эти рассуждения мы уже встречали в рассказе «Гипнос» (1922).

Прочитав «Современные нравы» Кратча, Лавкрафт отошел от абстрактных понятий и оценил положение искусства и культуры в современном обществе. Мрачная, но пугающе убедительная работа Кратча, в которой, в частности, рассматривается вопрос о том, какие интеллектуальные и эстетические возможности остаются у человека в эпоху, когда множество иллюзий разбилось о научные открытия, в особенности касательно значительности человека в масштабах Вселенной, а также «неприкосновенности» и обоснованности нашей эмоциональной жизни. Эту тему Лавкрафт неоднократно затрагивал, начиная с 1922 года, когда написал эссе «Лорд Дансени и его творчество». Полагаю, именно труд Кратча в значительной степени помог Лавкрафту вывести его эстетические взгляды на новый уровень. К тому моменту он уже перешел от классицизма к декадансу, а затем к чему-то вроде старомодного регионализма. Однако Лавкрафт вовсе не занимался самообманом и понимал, что прошлое, то есть прежние манеры поведения, мышления и эстетического выражения, можно сохранить лишь до определенной степени. Пора было принимать во внимание новые факты, предоставленные современной наукой. Примерно в то же время он продолжил размышлять об искусстве и его роли в обществе, в особенности «странного» искусства, и в результате лавкрафтовская теория «странной» прозы подверглась серьезным изменениям, которые повлияют на многие его дальнейшие работы.

К выражению этих взглядов Лавкрафта вновь побудил Фрэнк Лонг. Судя по всему, Лонг сокрушался по поводу чересчур быстрого темпа культурных изменений и выступал за возврат к «чудесному традиционному образу жизни», Лавкрафт же считал подобное мнение со стороны человека, практически ничего не знавшего о такой жизни, довольно незрелым. В огромном послании, написанном в конце февраля 1931 года, Лавкрафт повторил аргумент Кратча, утверждавшего, что литература прошлых эпох утратила важность, так как мы уже не разделяем, а иногда даже не понимаем описанные в ней ценности, после его добавил: «Некоторые из прежних художественных позиций – например, сентиментальность отношений, крикливый героизм, этическая поучительность и так далее – настолько бессодержательны, что с самого появления казались абсурдными и непригодными». Правда, некоторые установки Лавкрафт по-прежнему считал годными: