Лавкрафт. Я – Провиденс. Книга 2

«Спешу выразить свой безумный восторг по поводу „Рассказа Сатампры Зейроса“ – самого захватывающего произведения 1929 года!.. Я прямо вижу эти джунгли вокруг древнего Коммориома и чувствую их запах. В наши дни это место наверняка скрыто под ледниками близ Олатоэ, что в стране Ломар! Не сомневаюсь, именно об этом первобытном ужасе шла речь, когда безумный араб Абдул Альхазред пропустил что-то в тексте запретного „Некрономикона“ (чтобы он – и пропустил!) и вместо слов поставил звездочки»⁷⁷.

И далее в том же духе. Лавкрафт снова проявляет излишнюю доброжелательность, ведь рассказ на самом деле очень похож на несерьезные истории Дансени о ворах, которые захотели украсть что-то у богов и поплатились за это. У Смита двое воришек намереваются ограбить храм Цатоггуа, и их ждет вполне предсказуемая судьба. Интерес представляет описание самого Цатоггуа: «Он был коренастый, с большим животом, голова скорее как у страшной жабы, а не у божества, тело покрыто чем-то вроде короткой шерсти, придающей ему смутное сходство и с летучей мышью, и с ленивцем. Сонные веки наполовину прикрывают шарообразные глаза, а между толстыми губами высовывается кончик странного языка»⁷⁸. Упоминая это божество, Лавкрафт всегда следовал описанию Смита и, пребывая в восторге от данного персонажа, поспешил сослаться на него уже в «Кургане» (1929–1930) и в «Шепчущем во тьме», а поскольку «Шепчущего» опубликовали в Weird Tales за август 1931 года, то Лавкрафт даже опередил Смита с первым появлением Цатоггуа в печати – «Рассказ Сатампры Зейроса» вышел только три месяца спустя. Также Смит придумал «Книгу Эйбона», о которой Лавкрафт часто упоминал. Думаю, можно предположить, что вымышленная книга и божество Смита появились лишь как подражание Лавкрафту. Более того, прилежно занятый творчеством Лавкрафт, вероятно, стал примером для Смита (который следил за его трудами с 1922 года) и побудил его к написанию рассказов, хотя непосредственного влияния на сюжеты или стиль работы Смита Лавкрафт не оказал.

А вот Лавкрафт прекрасно осознавал, что заимствует кое-что у Смита. Объясняя Роберту И. Говарду, что мифология на самом деле вымышленная, Лавкрафт отмечает: «Кларк Эштон Смит придумал еще одну псевдомифологию, связанную с черным волосатым жабоподобным божеством Цатоггуа…»⁷⁹ Несколько лет спустя сам Смит, увидев, что элементы его вселенной подхватили другие авторы, говорил Дерлету: «Кажется, я и правда создал мифологию»⁸⁰.

Смит, естественно, вернул «должок» и в последующих рассказах стал упоминать «Некрономикон», Йог-Сотота (с другими вариантами написания[11]), Ктулху (также в разном написании). Если Роберт И. Говард упомянул «Зов Ктулху» в «Детях ночи», то Смит ссылался на Лавкрафта в «Охотниках из преисподней» (Strange Tales, октябрь 1932) – рассказе о безумном художнике, вдохновленном, вероятно, «Моделью Пикмана». (Лавкрафт уже ссылался на Смита в «Хребтах безумия», назвав его «Кларкаш-Тоном».) Большинство заимствований Смита из творчества Лавкрафта появляются в рассказах из цикла о Гиперборее.

Август Дерлет тоже не сидел без дела. Уже в 1931 году он решил дать название этой формирующейся псевдомифологии и почему-то предложил «Мифологию Хастура». Хастур встречается лишь в одном отрывке из «Шепчущего во тьме» (и по тексту даже непонятно, является ли Хастур существом, как у придумавшего его Амброза Бирса, или названием местности, как у Роберта У. Чэмберса, который позаимствовал это слово у Бирса), однако Дерлету, как станет ясно далее, очень уж приглянулся этот термин. Лавкрафт, никогда не задумывавшийся о специальном именовании для своей псевдомифологии (временами он легкомысленно называл ее «Аркхэмским циклом» или «Йог-Сототством»), аккуратно отклонил идею: