Еще одним важным другом по переписке стал Джозеф Вернон Ши (1912–1981). Думаю, Лавкрафта не могли не позабавить слова Ши, опубликованные в колонке читательских писем в
Ши родился в Кентукки, но юные годы провел в основном в Питтсбурге. В университете Питтсбурга он проучился всего один год – учебу пришлось бросить, поскольку из-за Великой депрессии финансовое положение его родителей сильно пошатнулось. В результате Ши по большей части, как и Лавкрафт, обучался самостоятельно и со временем стал настоящим знатоком музыки и кинематографа. В молодости он пробовал писать как «странную», так и массовую прозу, но не отдавался этому занятию целиком, хотя некоторые его рассказы в фантастическом и «странном» жанре позже опубликовали в журналах. Ши выступил в качестве редактора двух антологий («Странные желания», 1954, на тему сексуальных отклонений, и «Странные барьеры», 1955, на тему межрасовых отношений), а также написал несколько выдающихся эссе о Лавкрафте, среди которых стоит особенно отметить «Г. Ф. Лавкрафт: дом и тени» (1966).
В 1931 году Лавкрафт начал общаться с еще одним молодым коллегой, Робертом Хейвордом Барлоу (1918–1951). Впервые получив от него письмо, Лавкрафт даже не подозревал, что к нему обращается тринадцатилетний мальчик, так как Барлоу на тот момент уже был на удивление зрелым человеком (несмотря на то, что по-юношески занимался коллекционированием бульварной прозы), читал много «странной» прозы и с энтузиазмом увлекался самыми разными занятиями, включая игру на пианино, печатное дело и выращивание кроликов. Барлоу родился в Канзас-Сити, штат Миссури, а в юные годы жил в Форт-Беннинге, штат Джорджия, где служил его отец, полковник Э. Д. Барлоу. Около 1932 года полковник Барлоу получил увольнение по состоянию здоровья, и семья переехала в небольшой городок Деленд, что в центральной части Флориды. Позже из-за семейных трудностей Барлоу пришлось переехать в Вашингтон, округ Колумбия, и Канзас.
Лавкрафт был в восторге от Барлоу, хотя в первый год переписка оставалась довольно поверхностной. Разглядев в юноше невероятное рвение и зачатки блестящего ума, он давал ему советы по написанию «странной» прозы. Барлоу больше интересовался чистым фэнтези, а не сверхъестественными ужасами, и в ранних работах вдохновлялся творчеством Лорда Дансени и Кларка Эштона Смита, причем ему так нравился Смит, что он стал называть шкаф, в котором держал лучшие образцы своей коллекции, «Склепами Йох-Вомбиса». Его мания собирательства (Барлоу коллекционировал как опубликованные материалы, так и рукописи) впоследствии оказалась настоящим подарком судьбы. Еще в 1932 году он предложил Лавкрафту напечатать его старые рассказы в обмен на оригиналы рукописных или (к тому моменту уже истрепавшихся) машинописных текстов, и Лавкрафт, чей страх перед пишущей машинкой в те годы превратился в самую настоящую фобию, с готовностью согласился, хотя ему было отчасти неловко обменивать никудышные каракули неизвестного литератора, коим он себя считал, на чистые машинописные листы. Барлоу даже выпрашивал у Лавкрафта оригиналы «Сомнамбулического поиска неведомого Кадата» и «Случая Чарльза Декстера Варда», но далеко в этом деле не продвинулся.
Узнав Барлоу получше, Лавкрафт начал считать его вундеркиндом наподобие Альфреда Галпина, и в целом был прав. Да, временами Барлоу не мог сосредоточиться на каком-то одном деле и при жизни Лавкрафта не успел добиться особых высот, однако в более поздние годы он неожиданно проявил себя совершенно в другой области, занявшись изучением мексиканской антропологии. В связи с ранней смертью Барлоу мир лишился прекрасного поэта и ученого. Лавкрафт не ошибся, назначив его распорядителем своего литературного наследия.
В 1930-х Лавкрафт стал средоточием фанатского движения любителей фантастики, поэтому объемы его переписки неуклонно росли. В конце 1930 года он обсуждал эту проблему с Лонгом: